Пилот первого класса А. Великий в своем воспоминании «Ушедшие в легенду» написал об одном из славных авиаторов Тувы Борисе Дримбе. Он также с теплотой отзывался о первых летчиках Тувы, в списке которых на первом месте стояла фамилия Чимит. Автор в своем очерке очень душевно рассказал о яркой, полной романтики жизни летчика Тувы. Он так и писал: «Когда историки удосужатся, наконец, вспомнить могикан неба Тувы, заслуженно первым в списке будет командир звена самолетов «ПО-2» Ч. Чимит, а завершит его непременно самый молодой из них — Борис Дримба».

Спасибо автору за теплые душевные слова о летчиках Тувы. Его очерк заставил меня взяться за перо.

Ученики Чооду Кидиспея

В 1936 году Тувинская Народная Республика отметила 15-летие со дня сво­его образования. В честь юбилея дружеская страна — СССР — подарила Туве 15 легковых автомашин и два самолета «ПО-2». Самолеты перегнали в Туву советские летчики Ткаченко и Терехов (к сожалению, не помню их имена). Появление в тувинском небе «летающих лодок» («ужар-хеме»), как называли тогда тувинские араты самолеты, было удивительным явлением того времени. Ткаченко и Терехов летали в дальние кожууны Тувы не только для выполнения отдельных заданий, но и для показа народу этих чудных железных птиц. Народ принял их как передовое достижение новой жизни, как бескорыстную помощь братского Советского Союза.

Первый тувинский летчик Чооду Кидиспей в тот год учился на последнем курсе Оренбургской авиационной школы. Успешно закончил ее в 1937 году, вернулся в родную Туву и сразу же взялся за создание авиазвена революционной армии ТАР, организацию курсов по подготовке пилотов, бортмехаников, авиатехников, одновременно заботясь и о строительстве взлетно-посадочной площадки, ангара и других сооружений будущего аэродрома. Командование ревармии оказывало огромную помощь в мобилизации сил ревармейцев на строительство важных объектов.

Многие бойцы революционной армии, более грамотные молодые люди из гражданской молодежи желали попасть на курсы. Отбор был очень строгим. Из десятков претендентов Кидиспей отобрал лишь нескольких юношей. Первым из них стал Чимит, молодой водитель-механик из Туваавтотранса. Выбор пал на него не случайно. Кидиспей считал его самым перспективным курсантом. Чимит отслужил в ревармии пограничником в подразделении, куда попадали наиболее грамотные и смышленые молодые парни. Окончив курсы водителей, он стал работать шофером, ездил во все уголки республики, отлично чинил технику, хорошо знал русский язык.

Вместе с ним стали курсантами Хунан-оол, Ензак, Хопуя, Очур-оол, Дандар-оол, Анан-оол — наиболее одаренные вчерашние сослуживцы. Обучал их сам Кидиспей и приглашенный из Советского Союза авиаинженер Николай Прохоров. С большим рвением учились курсанты. Вскоре они один за другим начали подниматься в небо. Какую несказанную радость испытывали молодые летчики! Вместе с ними радовался и гордился ими их командир Чооду Кидиспей.

Среди своих учеников он особо выделял Чимита за его прилежание и смышленость. Вчерашний водитель-механик легко освоил сложные механизмы летательного аппарата. Он не только сам отлично учился и летал, но и помогал своим товарищам глубоко усваивать теорию, доступно объясняя на родном языке изучаемый материал. И Чооду Кидиспей назначил его внештатным инструктором курса.

Успешно закончив курсы, молодые пилоты стали самостоятельно летать, выполнять различные ответственные задания. Когда авиазвено получило новую машину «У-2», первым освоил ее Чимит.

— Отличная машина, товарищ командир. Легко управляется. На ней можно летать даже в труднодоступные уголки нашей республики, — рассказывал Чимит после тренировочных полетов. Отличительные особенности «У-2» от «ПО-2» объяснял однокашникам на тувинском языке. Вскоре его товарищи Сергей Хунан-оол, Виктор Очур-оол, Алексеи Ензак, Ховалыг Хопуя успешно овладели новой техникой.

Командир авиазвена Чооду Кидиспей делал все возможное для того, чтобы его питомцы постоянно повышали свое мастерство. Когда началась Великая Отечественная война, Кидиспей решил обучить тувинских летчиков вождению боевых машин. В первые годы войны в Черногорске ба­зировалась военная авиашкола, эвакуированная из центральных районов. Там готовили пилотов для вождения боевых машин — истребителей и штурмовиков. Командир авиазвена добился того, чтобы в этой школе обучали тувинских летчиков. Вскоре Чимит, Хунан-оол, Ензак, Хопуя отправились в Черногорск. Провожая их, командир Кидиспей наказал:

— Смотрите, ребята, вам поручается очень ответственное задание. Требуется самоотверженность каждого. Учитесь только на «отлично». А ты, Чимит, будешь в ответе за своих товарищей. Назначаю тебя руково­дителем вашего маленького отряда. Надеюсь, меня не подведете.

И ребята не подвели своего командира. С рвением окунулись в учебу. Чили Чимит и Сергей Хунан-оол освоили сложную технику управления истребителем. Одноместная с поршневым двигателем боевая машина того времени обладала высокими скоростными возможностями, хорошей маневренностью, сильным пулеметно-пушечным вооружением и послушно подчинялась ребятам. А Алекеей Ензак и Ховалыг Хопуя обучались вождению штурмовиков. Ребята на маневрах держались уверенно, отлично усваивая практические навыки.

В конце учебы они изъявили желание отправиться на фронт, ждали приказа. Однако Чимита отозвали в Туву. С большим сожалением он вернулся в Кызыл. Но ознакомившись с положение дел, смирился. Командир Кидиспей был тяжело болен. Врачи запретили ему не только летать, но и преподавать. Когда его положили в больницу, он попросил командование ревармии отозвать Чимита. Когда тот вернулся, командир ему передал бразды правления авиазвеном, подготовку новых летчиков.

Дел было невпроворот: выполнение различных заданий, полеты в труд­нодоступные места, обучение курсантов. Несмотря на помощь приглашенных, инженерно-технических специалистов, новому командиру все ровно было трудно. И Чили Санчыкович настоял на отзыве Сергея Хунан-оола в Туву, который первым из тувинских летчиков оказался на фронте. Один из авиаполков Советской Армии пополнился новым боевым летчиком-тувинцем, проворным, веселым пилотом. Хунан-оол начал летать на боевые задания. Но ему не суждено было удивить своим мастерством однополчан. Его отозвали в Туву. Оставлять боевых товарищей ему не хотелось, но приказ есть приказ, и он вернулся домой.

Друзья Чимит и Хунан-оол целиком погрузились в свою работу. А Ензак и Хопуя, получив приказ, отправились на фронт, начали выполнять боевые задания — летали в тыл врага, вывозили раненных с мест военных действий. В это время война с Германией уже заканчивались. Затем их перебросили на восток, где начался разгром японских милитаристов. Они и там в основном выполняли санитарные задания, перевозили военные грузы, летали в тыл врага. После окончания войны с Японией, вернулись на родную землю. Тем временем Тува вошла в состав СССР. Ревармия ТНР расформирована, ее бойцов «раскидали» по военным частям Советского Союза. Авиазвено ревармии во главе с Чимитом перешло в гражданскую авиацию, созданную в Туве в 1946 году.

Через год они проводили в последний путь прославленного командира первых летчиков Тувы Чооду Кидиспея. Для летчиков ревармии началась новая жизнь в гражданской авиации. Вновь созданный авиаотряд пополнился новыми летчиками. Одним из них и был Борис Дримба, о котором писал в своем очерке А. Великий. А «небесные могикане Тувы», как их назвал пилот первого класса А. Великий, не оставили свое небо, целиком посвятив ему свои жизни. Все они ушли в свое небо. Об одном из них расскажу подробнее. Кстати, жил бы он до сегодняшних дней, ему исполнилось бы 100 лет со дня рождения.

Прилетел крылатый сын

...Гул мотора все слышнее, слышнее. Вот уже отчетливо известил окрестности о приближении к аалам, разместившимся в долине Хемчика, «летающей лодки». Люди уже научились отличать рокот мотора от грома дальней грозы, жители аала дружно вышли из юрт и, приставив к бровям ладони, искали в небе летающее крылатое чудо.

— Да вот он! Как блестит-то на солнце! — радостно закричали мальчишки.

— Где, где? Ничего не вижу, — с обидой в голосе спрашивает старый дед, державший в одной руке дымящую трубку, приставив ладонь другой ко лбу.

— Да вон! Поворачивается в нашу сторону. Вот летит над нижними аалами.

«Летающая лодка» постепенно снижается, низко кружится над аалом, что стоит близ Дорт-Тереков — четырех тополей. Люди ликуют, собаки лают, кони, привязанные к коновязам, фыркая, натягивают поводья. Самолет, опустившись на шасси, катится по узкому ровному полю, за ним тянется облако пыли. Добежав до конца поля, он резко развернулся и, прокатившись несколько сот метров, остановился около дальней юрты. Тут же со всех аалов примчались люди: кто — на коне, кто — на воле, кто — вприпрыжку. Охваченные любопытством, люди плотным кольцом окружили самолет. Ребятишки со всех сторон рвались к машине, не обращая внимания на запреты. Трудно передать словами эмоции удивленных зрителей.

А летчик, сразу попав в объятия родных и близких, пошел в юрту родителей. Летающего земляка сопровождали десятки восторженных взглядов. Чимит, как и хотел, посадил свой самолет около юрты родителей. Точно так он в свое время подкатил к родному месту на машине. На этот раз он летал по заданию в западные кожууны. Очутившись над родным аалом, не сдержался и приземлился.

— Прилетел, значит, твой крылатый сын, Борбак-Карак. Кто бы мог подумать, что человек, как птица, может парить в небе. Чудеса, и толь­ко! — восхищался старый дед Курбан.

— Да, вот так.., — только смогла выдавить от волнения, вытирая от радости слезы, мать крылатого сына. А отец Санчы Монгуш все это принял как должное, как-будто его сыну судьбой предписано летать.

— Да, чудеса, и только! Ведь он недавно приезжал сюда на машине и катал ребятишек вокруг аала. А теперь вот прилетел... — восхищались родственники.

— Да-а, чудеса! А вот говорят, по морю плавает огромная, несколько этажей, машина, называемая пароходом. Если бы около наших аалов было море, он бы приплыл к нам на пароходе, — удивленно добавил сосед.

— В кого он у тебя такой удался, Борбак-Карак? То на машине ездит, то на летающей лодке порхает в небе. Я не помню, чтоб он скакал на лошади, как все наши парни. А вот когда пускали наперегонки бычков, помню, что он первым прискакал на своем бычке, как заправский наездник. А в скачках коней он ни разу не участвовал. Видимо не умел ездить на скакуне, — недоумевал старый дед.

Тут Чимит засмеялся:

— Что вы, дедушка. Когда я служил в погранотряде ревармии, три года не слезал с коня. Мой быстроногий вмиг настигал нарушителя границы.

— О-о-о!.. — удивлялись земляки.

— Значит, на бычке и на лошади скакал, на машине ездил, на аэроплане летает.

— Выходит, только на пароходе не плавал.

— Что вы, дедушка, он сам отличный пловец. Помните, как запросто переплывал он через бурную речку туда и обратно не один раз, — уточнил ровесник Чимита, его друг детства.

Всего-то на часок остановился Чимит в юрте родителей, а о нем столько говорили, почти всю биографию пересказали. Вспомнили, как он рвался в ревармию. Что только не придумывал, стремясь попасть на службу. Среди высоких и сильных парней Сут-Холя он считал себя недоростком. Поэтому, когда он приехал с товарищами на призывной пункт, находившийся в Чадане, для прибавки роста положил в свою обувь под пятки плоские камни, обмотанные тряпкой. Когда он рассказал об этом товарищам, те вдоволь посмеялись. Зато в сноровке и смекалке, пожалуй, не было равных. Строгая комиссия это заметила и определила его, как упоминалось выше, в пограничники.

Впоследствии Чили Санчыкович не раз прилетал в родные места и садился то около юрты своих родителей, то на территории родственни­ков своей жены, жители аалов вскоре привыкли к этому, однако каждый раз с удивлением глазели на самолет, как будто видели впервые эту железную птицу.

Жена Чили Санчыковича, Софья Туктугооловна, старшая дочь моих родителей, моя старшая сестра, была одной из первых представителей интеллигенции Тувы, получившая образование на Алтае и в Москве.

Семья Чимитов в то время была одной из культурных семей Кызыла. В доме было много книг, музыкальных инструментов — гитара, балалайка, мандолина и даже патефон. Сестра взяла меня к себе, чтобы я училась в городе, приобщалась к городской культуре. Таким образом, кроме своих детей, они растили и меня. Я росла и воспитывалась в семье сестры как их старшая дочь. В дни летних каникул я уезжала к родителям на Хемчик, а к началу учебного года честей (зять) забирал меня на самолете. Однажды он тоже прилетел за мной, а меня не было дома. Я гостила у тети в Баян-Тале. И честей пришлось лететь в Баян-Талу. Он посадил свой самолет на обширном взгорке. А баянталинцы, как тогда — в первый раз на Хемчике, быстро собрались вокруг самолета плотным кольцом. Мы с трудом пробирались к своим местам. Когда я забралась на заднее сидение, люди удивленно говорили: «Как не боится девочка, наверно, привыкла летать». Да, действительно, я при­выкла летать на самолете зятя.

Забравшись в свою кабину, Чили Санчыкович кричит:

— Всем подальше отойти. Близко стоять опасно: пропеллер сшибет или крыло может задеть, всем отойти подальше!

Толпа послушно отошла. На этот раз честей прилетел на новом самолете «У-2». Там на отсеке за кабиной пилота приделано мягкое сидение. А на «ПО-2» этот отсек предназначался для груза. Я раньше летала как груз, меня прикрепляли ремнями. А тут благодать — сижу на сидение, но все ровно ремнями прикрепила себя крест на крест. Только задвижной крышки, как у пилота, не было. Поэтому я сразу же при взлете распрощалась со своим красивым платком. А внизу народ заколыхался, машет — кто шапкой, кто платком, а кто просто руками.

В дружной семье летчиков

В то время было трудно с жильем. Семьи летчиков Ензака и Хопуя ютились в одной квартире, Хунан-оолу только что отвели отдельную комнату. Только у их командира Чимита был отдельный домик, который считался неплохим особняком. Он до сих пор находится на прежнем месте — улице Комсомольской, 32 (напротив нынешнего центра народной медицины). В доме Чимитов часто собирались семьи летчиков. У молодых жен Ензака и Хопуя еще не было детей. А у Хунан-оола еще до армии была невеста в Монгун-Тайге, она подарила Хунан-оолу дочку, которую он назвал Долорес, в честь испанской революционерки Долорес Ибаррури. К несчастью молодая мать после родов скончалась. Долорес удочерила и вырастила сестра ее матери.

Жена Алексея Ензака была актрисой муздрамтеатра. В последние годы Окан Ензак стала киноактрисой, ей присвоили почетное звание заслуженной артистки Тувы. А жена Хопуя — красавица Соютмаа — была учительницей.

Окач и Соютмаа почти ежедневно спрашивали у командира Чимита о том, что происходит на фронте, есть ли известия об их мужьях. Женщин терзала неизвестность. Чили Санчыкович их успокаивал: «Ничего, девушки, с ними не случится. Вот закончится война, наши орлы прилетят домой. Закатим тогда пир горой. Сам командир, честно говоря, тоже с нетерпением их ждал. «Хоть бы скорей вернулись они живыми и здоровыми», — чуть ли не молился он. А тем временем Хунан-оол уже обзавелся семьей. К нему приехала девушка, с которой он познакомился еще в Черногорске, военный фельдшер, черноглазая красавица Галина Глазкова. Вскоре у них родилась дочка Аля. Именины дочери Хунан-оола справляли у Чимитов.

Наконец-то жена Ензака, Окан, получила от мужа письмо. Тут же прибежала к подруге, жене командира Софье, поделиться своей радостью.

— Прочти-ка, Соня, мне тут не понятно. Что за слово? Он ведь плохо говорит по-русски, а пишет еще хуже. Что это такое санса таня?

Прочитав письмо, Соня засмеялась:

— Он, наверное, хотел написать санзадание, то есть санитарное задание. Понимаешь, раненных вывозит с поля боя, — объяснила подрyгa. Она как жена командира во многом разбиралась. Подруги долго смеялись. Лицо Окан светилось счастьем.

— А я подумала, что он пишет о какой-то Тане, — смеялась Окан.

Вечером опять собрались у Чимитов. Читали письмо Ензака, «расшифровывали» отдельные слова. Он сообщал, что на Востоке они ни разу не вступили в бой, перевозят военные грузы, вывозят с места военных действий тяжело раненых.

— Выходит, напрасно наши орлы так усердно учились водить бомбардировщики, — с сожалением качал головой Хунан-оол.

— Ты что! Перевозить военные грузы или вывозить с поля боя раненых — тоже очень ответственное задание. Они ведь постоянно подвергаются опасности, — возразил командир. — Возвратились бы скорей целыми и невредимыми наши ребята. Вот тогда будет в нашем доме большой праздник. Надеюсь, это произойдет очень скоро.

И действительно, вскоре возвратились с фронта Алексей Ензак и Ховалыг Хопуя. Они первым делом порадовались, что Тува стала советской.

— Значит, мы воевали за советскую Родину. А на нас смотрели как на иностранцев, — смеялись, шутили ребята.

И вот опять собрались летчики в маленьком домике командира, устроили застолье в честь возвращения с фронта друзей. Всю ночь звучала музыка, песни.

— Ну вот, ребята, вы там, на фронте, бороздили небо, а мы тут тоже не бездельничали. Трудились и наживали потомство. Вот, пожалуйста, познакомьтесь: Алла Сергеевна Хунан-оол — новый член отряда летчиков, — он с гордостью подбрасывал вверх маленькую крошку Аллочку.

— Ой, ой, уронишь ребенка, — испугалась Галя и отобрала дочь.

Сейчас Алла Сергеевна Хунан-оол — врач, работает в Центре народной медицины, который находится напротив того маленького деревянного домика, в котором собирались тувинские летчики.

— Ну, теперь мы все в сборе. Что-то не слышу наши задорные песни, — говорит командир.

— Алеша, давай, начинай нашу любимую — марш летчиков! — говорит Хунан-оол.

Все смотрели на Ензака, когда он начнет своим приятным баритоном марш летчиков. А он некоторое время сидел молча и вдруг начал петь совсем другую: Чангытай мой волнуется, в своем ложе качается...

Смех взорвался. Его жена Окан даже взмахнула вверх руками:

— Ведь просили же марш летчиков. А ты... Что еще такое Чангытай. Чагытай же твое озеро называется, а не Чангытай. Совсем забыл что ли там, на фронте...

После дружного хохота, Ензаку присвоили прозвище Чангытай.

Все дружно подхватили его.

Веселье продолжалось до утра. Все песни спеты, под патефон танцевали вальс, фокстрот и другие танцы. С песнями расходились утром по домам, но пьяных не было.

Авторитет Чили Санчыковича

Как-то Чили Санчыкович уехал куда-то в командировку надолго. Сестра говорила, что он поехал на переподготовку. Приехав домой, он объявил: «Пригнал новую машину. «АН-2» называется. Отличная машина!»

И тут же с его разрешения я пошла «изучать» новинку. О, действительно чудо-машина! Вдоль стены с квадратными окошками приделаны сидения. На них может поместиться более девяти человек. Мне очень захотелось покататься на этом самолете. И вот мы в воздухе. Внизу на солнце сверкают белоснежные вершины высоких гор. Бескрайная зеленая тайга расстилается мягким покрывалом. Не слышно шума ветра. Геологи, которые летали на свою основную базу, громко разговаривали, смеялись, поправляли увесистые тюки. Вот среди лесов появились дым костров, палатки, около них пасутся лошади. Покружившись над станом геологов, сели на не большую поляну. Шумно встречают жители палаток своих товарищей. В обратную дорогу также прихватили несколько человек. Летим спокойно. Вдруг через открытую дверь летчика четко доносятся слова: «Обхожу фронт! Обхожу фронт!» Это говорит сам честей (зять мой). Я испугалась. Тогда в моем понимании слово «фронт» ассоциировалось со словом «война». «Что за война, кто с кем воюет?», — заволновалась я. Мне померещилось будто снизу прицеливаются огромные дула зениток в наш самолет. Боюсь смотреть в окно. А пассажиры ведут себя раскованно, спокойно, смеются, удивляются, посмотрев вниз. Немножко успокоившись, я тоже посмотрела в окошко. Вот чудно: с одной стороны самолета светит яркое солнце, а на другой стороне идет сильный дождь, сопровождаемый громом и молнией. Оказывается честей обходил грозовой фонт.

Каждый раз, летая на самолете честея, восхищалась отважной работой летчика. С каждым полетом мое желание стать летчиком усиливалось. Над моей кроватью висели фотографии женщин-летчиц Марины Расковой, Валентины Гризодубовой, Полины Осипенко. Однажды, после очередного полета, спрашиваю честея:

— Можно ли учиться девушкам на летчика?

— Конечно, можно. Во время войны с врагами сражался целый батальон женщин-летчиц. Хочешь стать летчицей, заранее готовься. Учись хорошо, закаляй себя. Главное, чтобы ты обладала достаточной силой воли.

Тогда я училась уже в 8 классе. Училась неплохо, слыла лучшей спортсменкой школы № 2. На соревнованиях по лыжам и конькам занимала призовые места, даже участвовала вместе со взрослыми во Всероссийской спартакиаде по зимним видам спорта, проходившей в Москве. Но все свободное время проводила на аэродроме. Аэродромная служба знала меня как своего человека. За мной на летное поле потянулись и мои одноклассники Алеша Чимий-оол, Куулар Канчыыр-оол, обуреваемые желанием стать летчиками. С разрешения Чили Санчыковича я их приводила на аэродром, как заправский экскурсовод объясняла им все, что знала. Потом ребята так и «прилипли» к Чили Санчыковичу, не отставали от него. Он дал нам свои конспекты — общие тетради с рисунками самолетов, отдельных его частей. Мы, правда, мало понимали смысл мудреных записей, нам больше хотелось видеть технику своими глазами. По нашей просьбе честей разрешил нам в качестве наглядного экспоната изучать его машину. Кое-какие записи ребята делали на ходу в блокноте и даже на ладонях своих рук.

Со своим горячим желанием мы уже стали десятиклассниками. Организовали встречу с Чили Санчыковичем Чимитом. Он очень интересно рассказывал о своей жизни, о том, как стал летчиком, как нужно себя готовить к трудным испытаниям. В 10 классе мы писали сочинение на тему: «Кем быть?» Я на «отлично» рассказала о своем желании летать, которое не покидало меня днем и ночью. Много раз летала во сне над полями и горами, пела красивую песню о полете. Я представляла себя уже в летной форме. Гордилась, когда мой частей говорил своим товарищам: «Моя старшая уже заканчивает школу, поступит в авиаучилище, пойдет по моим стопам». Но не суждено было, к моему великому огорчению, сбыться этим словам. Сасовское авиаучилище, что в Рязанской области, куда мы готовились по совету Чили Санчыковича, в тот год набирало только юношей. А из других летных училищ сведения к нам не поступали. Вот какая досада!

Но Алеша Чимий-оол и Куулар Канчыыр-оол поступили. Им основательно помогал Чили Санчыкович и они успешно закончили училище, вернулись в родную Туву. Оба стали работать со своим учителем Чили Санчыковичем. Женились и одновременно справляли свадьбу в доме Чили Санчыковича, в том самом хлебосольном доме, где всегда собирались первые летчики Тувы. Чили Санчыкович гордился своими учениками. Чимий-оол и Канчыыр-оол с честью оправдали доверие своего учителя. С них началось второе поколение тувинских летчиков. Они оба были отличными пилотами, получили звания заслуженных работников транспорта Тувы, неоднократно награждались орденами и медалями. А мое горячее желание с детства осталось при мне. Но любовь к авиации не угасала. К летчикам и сейчас отношусь как-то по-родственному.

Мастер ювелирного пилотирования

«Ювелиром своего дела» назвал Чили Санчыковича известный советский журналист-очеркист, писатель Евгений Рябчиков. Мне это посчастливилось слышать своими ушами. Я тогда училась в Москве. На нашем журналистском факультете еженедельно по пятницам проводились вечера по программе так называемого «Университета культуры». На эти вечера приглашались известные люди страны: ученые, космонавты, артисты, Герои Советского Союза. На одной из встреч нашим гостем был известный журналист-писатель Евгений Рябчиков. Он очень интересно рассказывал о своей журналистской деятельности.

— Я недавно вернулся из поездки в Ту-ву, — сказал он. — Очень интересный край, очень гостеприимный народ. Славные труже­ники там живут. Побывал в разных уголках этой маленькой республики. Есть у них почи­таемый всеми Салчак Тока, первый секретарь обкома КПСС. Очень интересный собеседник, с юмором и шуткой. Он мне представил одного из старейших летчиков Тувы — Чили Чимита. «Летай только с ним», — сказал Тока. — Это самый опытный летчик. Он может с закрытыми глазами облететь всю Туву». И я летал с ним. Чимит действительно мастер своего дела! Летим по узкому ущелью. С обеих сторон — отвесные скалы. Вот-вот крыло черкнет за скалу. Душа уходит в пятки. А летчику хоть бы что, аккуратно «выскочил» и тут же посадил самолет. Так мы летали не раз. Каждый раз я холодным потом покрывался. Вот, думаю, этот человек станет настоящим героем моего очерка. Да куда там. Не смог заставить Чимита хотя бы несколько слов сказать о себе. Он, уклоняясь от расспросов, говорил: «У нас теперь много молодых, талантливых летчиков. Лучше по­говорите с ними». Жаль, что не «уломал» Чи­мита. Да, таковы в действительности скромные труженики. Они не выставляют себя напоказ. В своем деле такие скромные люди являются настоящими ювелирами. Чимит был одним из них. Я восхищен Чимитом».

Известный журналист прав. Чили Санчыкович не возносился никогда. Мои однокурсники, хорошо знавшие меня, поздравили за моего достойного земляка. А я стеснялась сказать, что этот летчик мой родственник, что в его семье я росла и воспитывалась.

Чили Санчыкович был очень добрым, умным и скромным человеком. У него был уравновешенный характер, он никогда не повышал голос на людей. Бережно и с отеческой лаской относился к семье, детям, в том числе и ко мне. С моей старшей сестрой Софьей Туктугооловной, его женой, они меня воспитывали как родную дочь. Хотя я не пошла по стопам своего честея, не летаю, я не в обиде на свою судьбу, твердо и уверенно шагаю по земле. В этом есть большая заслуга моих дорогих родственников.