(Окончание. Начало в №41 от 19 октября, №42 от 26 октября).

 ПОКЛОНИТЬСЯ ХООМЕЮ

– Алдар Константинович, а когда вы решили открыть собственное производство?

– В 2008 году, в комнате в одноэтажном здании во дворе старого музея, вместе с мастером-изготовителем Маратом Дамдыном, одноклассником Раджем Ондаром и специалистом по дереву Эресом Самбуу приступил к работе над музыкальными инструментами. Учился у них и учил сам тонкостям изготовления инструментов, которыми к тому времени овладел.

Через год расширились: еще две комнаты, прорубили двери, чтобы помещения сообщались между собой. Посоветовался с супругой и решил расширять производство. Собрали необходимые документы и зарегистрировали общество с ограниченной ответственностью под названием «Оваа».

– Тема оваа – особенная в вашем творчестве: выставка «Игил оваазы», строительство Оваа хоомея – горлового пения. Все для того, чтобы оправдать свое название?

– Нет, конечно. Оваа для меня – священное место поклонения, где каждый может обратиться к духу перевала с просьбой, и высота, которая приближает к небесам. По традиции всегда останавливаю на перевале машину, кладу камень на насыпь оваа, произношу про себя слова молитвы.

Занимаясь историей оваа, выяснил, что они возникали не просто так. Их места отмечали как сакральные. Жители тех мест, строя оваа, закладывали в его основание деньги, пожертвования, драгоценности и просили шаманов освятить. Открытие оваа было народным праздником с традиционным состязанием в борьбе хуреш. Мое мнение: оваа – это языческий прадедушка современных субурганов – буддийских ступ.

Слово оваа в названии нашего производства – стремление к высотам профессионализма. Называя свой проект – выставку инструментов нашей мастерской «Игил оваазы» – тоже, можно сказать, стремился к совершенству. Работали день и ночь, чтобы успеть. Успели.

В 2009 году в центре выставочного зала Национального музея собрали груду камней, символизирующих оваа. Над ней расставили девять видов игила. Разместили на стенах национальные инструменты. Мероприятие получилось красивым – гостям очень понравилось.

Оваа хоомея решил строить для увековечения тувинского горлового пения, чтобы воздать ему дань уважения. Эту идею поддержали и коллеги-исполнители хоомея.

Работали все вместе. Над оваа трудилась большая часть хоомейжи, Национальный оркестр, ансамбли «Чангы-Хая», «Тыва», другие фольклорные группы, студенты. Их руками на оваа перенесено камней общим весом в шестьдесят пять тонн – тринадцать грузовых машин.

Начинал своими средствами, очень помог грант Председателя Правительства Республики Тыва – пятьсот тысяч рублей. В 2010 году Оваа хоомея стало достопримечательностью этнокультурного комплекса «Алдын-Булак» – «Золотой родник». Мы каждый год освящаем его. С 2011 года установили постоянную дату – 17 августа, когда празднуем и проводим борьбу хуреш среди горловиков.

В прошлом году победителем стал Тумен, сын Народного хоомейжи Тувы Андрея Монгуша, в этом – Аман, сын известного табунщика Сергея Ынаалая. Победителей награждаем музыкальным инструментом – бызаанчы.

 ЗАПРЕТ НА АЛКОГОЛЬ

 – Трудно ли музыканту быть предпринимателем?

– Конечно, трудно. Если бы не супруга Мая Куружаповна, пришлось бы туго. Повезло, что она по специальности финансист. Но на ней, кроме бухгалтерии, еще и порядок и дисциплина. А без нее здесь был бы бардак.

Когда мастерская только заработала, она стала местом тусовки моих друзей, чаданских парней. Они частенько приходили: «Проблема у меня, брат, давай выпьем».

Приходили и те, кому негде в городе баранью голову и ножки опалить. Понять можно: не будут же они на балконе или во дворе многоэтажки костры разводить. Бывало, во дворе – в огромном котле – десять голов отварим, а едоков в два раза больше набежит. Дымящиеся мясные деликатесы сметались влет. Даже кому-то не доставалось.

Но все это сошло на нет, когда супруга Мая вышла на работу. «Ну, с чем пришли? – строго спрашивала она. – Здесь – производство, станки работают, пьяным сюда – нельзя». Правильно говорила.

Сегодня запрет на алкоголь – правило номер один в мастерской. Техника безопасности труда для нас – не пустой звук. У нас такие станки, не дай бог случайно облокотишься, руки лишишься вмиг.

Да и место, где рождается музыкальный инструмент – святая святых. Тут красота создается, песня, а пьяный дотронется до работы и все – с инструментом такие проблемы начнутся – не будет даваться, откажется петь, закапризничает. Есть такие необъяснимые тонкости в нашем деле.

 РОЖДЕНИЕ ЗВУКА – КОЛДОВСТВО БЕЗ ЗАВИСТИ В ДУШЕ

 – Как удалось объединить мастеров и избежать синдрома лебедя, щуки и рака?

– Памятуя о неудачном опыте совместной работы с продвинутыми мастерами, решил сделать по-другому: найти учеников и выучить для командной работы. Набрал парней, которые вырезали из камня.

– Но это же разные вещи: резать камень и делать музыкальный инструмент.

– Чтобы создавать музыкальный инструмент, не обязательно быть музыкантом. Главное, чтобы рука была искусная, а значит – и душа красивая.

Ученики за три месяца испытательного срока должны освоить работу с деревом. Половина к концу срока отсеивается, становится ясно, что лучше выходит у тех, кто остался.

Чтобы от ученика отдача была больше, даю ему ту работу, которая получается и доставляет удовольствие. Пока он учится, зарплата в семь тысяч рублей тоже идет. Если в это время работаем над крупным проектом, ученик может заработать и до двадцати пяти тысяч рублей.

В основном, парни сразу схватывают и быстро обучаются. У доски не стою и не объясняю, как учитель: «Этот инструмент называется игилом, и он – такой-то». Лучше всего ученик все усваивает в процессе работы, самостоятельно делая маленькие открытия: «Вот что такое игил и бызаанчы». Объяснения даю только по материалу, размерам и тому, где что должно быть, и почему должно быть так, а не иначе.

Попадались ученики, которые завидовали тем, у кого лучше выходило. Человеку с завистливой душой не место в мастерской. Он не сделает хороший инструмент.

– Многое зависит не только от умения, но и от состояния души мастера?

– Если бы! Очень многое зависит от отношения к инструменту и настроения.

Заказчик с трудным характером – это проблема. Его инструмент долго не выходит, не звучит. Приходится над ним подолгу колдовать.

Отдельная категория – придирчивые заказчики. Некоторые приходят со своими чертежами и разными навороченными придумками. Такие все время контролируют процесс, чуть ли не измеряют инструмент, который еще не готов. Работа еще не завершена, а они уже заранее недовольны.

Так нельзя себя вести, ведь инструмент – живой и все понимает. Заранее уже знаю, что такой инструмент звучать не будет и придется над ним биться, чтобы вытащить звук.

Извлечение чистого звука из молчащего инструмента – самый ответственный завершающий этап работы, который оставляю себе. Вот тогда-то и вылезают огрехи на тонком уровне: плохие мысли, работа без души, завистливость того, кто над инструментом работал.

Начинаешь выводить звук – не идет, появляются посторонние шумы или струна не хочет правильно вставать. Такой инструмент заставляет хорошенько помучиться над ним, но, в конце концов, сдается – чистый звук выдает.

– Если инструмент никак не дается, что делаете в таком случае?

– В этом случае все зависит от меня. Внимательно слушаю, при посторонних шумах поправлю натяжение струн в одном месте, при хрипящих звуках добавлю в другом месте.

Дело может быть не только в струнах, но и в верхних и нижних порожках, в наклонах. Даже один миллиметр может изменить звук. Музыкальный инструмент – не только форма, но и целый мир рождения звука.

– Какие требования к инструментам предъявляют музыканты сегодня?

– Некоторые требуют громкий звучный игил, чтобы пел, как скрипка. А я – против. Если бы нашим предкам был нужен звонкий игил, они его сто лет назад придумали бы.

Сначала и я допускал ошибки. Когда в 2000 году Андрей Монгуш сказал: «Твой игил слишком громкий и заглушает хоомей», – не поверил ему. Через пять лет на конкурсе мастеров-изготовителей национальных инструментов по оценкам жюри громче всех оказались мои игилы.

Тогда радовался, что такой молодец, сейчас думаю иначе и делаю игилы с задушевным и нежным звучанием.

Главный индикатор громкости инструментов – хоомей, который первичен, а игил – вторичен. Старые мастера при изготовлении инструментов четко придерживались этого принципа.

 ПОЮЩИЙ ЛУК

 – Сколько человек занято в вашем производстве?

– В мастерской ООО «Оваа», расположенной во дворе Центра развития тувинской традиционной культуры и ремесел, сегодня работают тринадцать человек: десять мастеров и учеников, бухгалтер, директор и техничка.

Рабочий день – с девяти часов утра до шести вечера. У меня, как у всех руководителей, днем встречи, походы в разные учреждения и инстанции. Работа в мастерской для меня начинается с шести часов вечера.

В трех комнатах у нас и офис, и мастерская, и место, где варим обед и столоваемся. Условный кабинет директора – многофункциональная комната. Здесь и струны на инструмент натягиваем, и чехлы шьем, а когда надо, убираем со стола, ставим ноутбук и с документами работаем.

Мечтаем о специальной комнате для работы со шкурами. Когда дней на семь – десять замачиваем их, чтобы шерсть слезла, к нам невозможно зайти: запах стоит невыносимый.

Для музыкальных инструментов шкуры не мнут, как для пошива безрукавок или национального тона из мерлушки. Кожу чистим от шерсти, натягиваем на корпус инструмента, приклеиваем и сушим.

Только хорошо вымоченная кожа будет держать форму и прослужит долго. Обрабатываем вручную, важно не передержать, иначе и инструмент, и руки музыканта будут неприятно пахнуть.

Пробовали применять химикаты – много шкур попортили. Как показала практика – способ, изобретенный предками, лучше всего.

– Первый игил вы сделали с помощью ножа и резака, а сегодня с помощью чего делаете инструменты?

– В 2009 году выиграли грант Председателя Правительства Республики Тыва и на все триста тысяч рублей закупили деревообрабатывающие станки: циркулярно-фуговальный, рейсмусовый, фрезерный, токарный, а также шлифовальную машинку и настольную дрель.

Министерство культуры нам всегда помогает, недавно с его помощью купили еще станки. Так что инструменты теперь делаем, вооружившись оборудованием.

– Какие национальные инструменты освоены в мастерской «Оваа»?

– Игил, бызаанчы, дошпулуур, чадаган, дунгур – бубен, кенгирге. Попробовал делать шоор – продольную открытую флейту из тальника – получилось.

Если бы добавить еще две комнаты, могли бы запустить цех по изготовлению ча-хомуса – варгана из лука. Интерес у музыкантов к этому новому для них инструменту есть.

– А что это за инструмент ча-хомус – варган из лука?

– По древности возникновения ча-хомус – дедушка всех струнных инструментов. Из лука, первого оружия человечества, не только стреляли, но на нем и играли.

Когда человек дотрагивался до тетивы, она издавала звуки. Ему стало любопытно, какие еще можно извлечь звуки из звенящей тетивы, и он начал импровизировать и вскоре боевой лук запел. Так появился ча-хомус – варган из лука.

Со временем инструмент был позабыт, но в 1998 году знаменитый хоомейжи Алдын-оол Севек впервые выступил с ча-хомусом на сцене. Уже серьезно больной, за два месяца до смерти он передал мне свой инструмент: «Возьми ча-хомус и развивай его дальше, чтобы музыканты на нем играли. Я уже не смогу на нем играть».

Мы сегодня на основе его инструмента начали делать легкие ча-хомусы. Артистка группы «Тыва кызы» Айланмаа Дамыран освоила ча-хомус и на концертах играет на нем.

 КОНВЕЙЕР – ИСКЛЮЧАЕТСЯ

– Чем отличаются фабричные инструменты от изготовленных вручную?

– Фабричный инструмент – это ширпотреб, а сделанный человеком – произведение.

В США был на фабрике, где выпускают гитару фирмы Гибсон (Gibson). Большую часть работы там делают роботы. Весь процесс превращения деревяшки в фирменную гитару механизирован и до миллиметра рассчитан. Но шлифуется инструмент человеком: мастер покрывает гитару лаком, скоблит специальным стеклом, делает колки, натягивает струны, извлекает звук, проверяет настройку электроникой.

В Туве нет фабрик, где делают национальные инструменты, но среди наших мастеров есть такие, кто работает по принципу конвейера. Их инструменты не поют, они – не произведения, а ширпотреб.

– Музыкальные инструменты – товар особый, эксклюзивный. Можно ли заработать на них большие деньги?

– На инструментах больших денег не заработаешь. Их изготовление – небыстрый и трудоемкий процесс. Это штучный товар.

Бизнес только на инструментах построить нельзя, а мне, как руководителю, надо и зарплату работникам платить, и налоги государству отчислять. Приходится браться за разную работу, искать заказы.

Этой осенью закончили большую работу в этнокультурном комплексе «Алдын-Булак». Полтора месяца трудились над изготовлением огромной юрты диаметром в двенадцать метров, высотой – в пять, которую установили на большой телеге. Справившись с этим непростым проектом, сделали еще один шаг вперед.

– Ваши авторские инструменты, ломающие стереотипы – тоже шаг вперед?

– Да. Когда много лет делаешь одно и то же, становится скучно. А творческому человеку надо развиваться. Изучая старинные инструменты, заметил, что мастера прошлого не всегда придерживались канонов, привносили что-то свое. И решил попробовать себя в создании авторских работ.

С авторскими инструментами всегда возни много, при изготовлении нянчишься с ними больше, чем с другими, но труд доставляет радость – ты делаешь то, что не делал никто, придумываешь, творишь.

В такие периоды ночами не спишь, и все мысли только вокруг работы крутятся. Не всегда эксперименты заканчиваются удачей, но два из них, считаю, особенно удались.

Сделал бызаанчы-пику в виде копья со струнами, с корпусом из рогов бизона. Идея родилась в Америке, где купили с Монгун-оолом Ондаром по рогу бизона. Но для моей задумки одного рога оказалось мало.

Попросил у Монгун-оола его рог. Чтобы добиться нужной формы, пришлось рога долго отваривать, прилаживать друг к другу, но, в конце концов, инструмент получился.

Еще один эксперимент – бызаанчы с корпусом из высушенной бычьей мошонки – тоже удался. Эти два авторских инструмента закуплены Национальным музеем и хранятся в его фондах.

 ДЕЛО – СЕМЕЙНОЕ

– Можно про ваш бизнес сказать, что он – семейное дело?

– Обязательно. И самый главный человек в моем деле – супруга Мая Куружаповна. Мы вместе уже двадцать лет. Начали дружить еще со студенческих лет.

Когда родился старший сын Арат, нам было по восемнадцать лет. Младшенький Анчы родился, когда после училища приехали в Чадан. Там я работал в музыкальной школе, а Мая занималась самым ответственным делом – воспитанием детей.

Супруга заочно окончила Хакасский государственный университет, когда дети подросли, стала помогать мне в мастерской.

Теперь мы каждое утро вместе уходим на работу, целый день трудимся в мастерской. Она занимается бухгалтерией, я езжу по делам. Вечером, после шести, когда мастера уходят, остаемся вдвоем: я принимаюсь настраивать звук, а она шьет чехлы для инструментов. Приходим домой ночью.

– Когда целыми сутками вместе, не хочется ли, порой, отдохнуть друг от друга?

– Где-то читал, что через много лет супружества, когда семейные пары устают друг от друга и начинают ссориться, им надо родить ребенка, чтобы он их сплотил, или начать общее дело.

Наше общее дело, которое сплачивает – это «Оваа». Начав его, мы стали ближе друг к другу, даже больше, чем раньше. У нас насыщенная жизнь, много друзей здесь и за рубежом, интересная работа и общение – скучать некогда.

Иногда, как бывает во всех семьях, спорим, не соглашаясь друг с другом в чем-то, но это – ненадолго. У Маи есть хорошая черта – она быстро отходит, да и я, немного подумав, понимаю, что жена в житейских вопросах большей частью оказывается права.

Старший сын Арат сейчас учится в Китае в университете города Шеньяна, изучает китайский язык и культуру. Раньше он тоже работал с нами.

Младший Анчы окончил республиканскую школу искусств, сейчас учится в Кызылском училище искусств и тоже работает в нашей мастерской.

– Кому передадите главные секреты Народного мастера Республики Тыва?

– Сыну. И не в будущем передам, а уже передаю. Жизнь показала: чужой человек, как в него ни вкладывай душу и силы, помогая проникнуть в тонкости дела, все равно когда-нибудь уйдет, а родной – будет рядом всегда.

У меня работал очень способный парень Батсух Дорж, ценгельский тувинец из Монголии. Готовил его в качестве преемника. Учился он в Кызылском колледже искусств, после его окончания собирался оставаться в Туве. Выхлопотал ему место в Национальном оркестре, растил, учил, пестовал.

Не только время и силы – душу в него вложил, раскрыл секреты мастерства. Научил делать инструмент от самого начала до постановки звука.

Окончил Батсух училище и говорит: «Башкы, домой съезжу, своих проведаю и вернусь». Уехал и пропал. Недавно с ним по телефону разговаривал, сказал, что остается в Монголии, женился, ребенок родился, не приедет. Было неприятно осознавать, что мой ученик мне изменил.

Поэтому главные секреты передаю сейчас тому, кто не изменит – сыну Анчы.

Привлекать Анчы к работе стали с тринадцати лет. Он тогда ворчал, что мы не имеем права заставлять его работать полный день, а не четыре часа, как положено, но никогда не подводил, ответственно выполнял порученное.

Сейчас Анчы пятнадцать лет, и он работает на самом трудном фронте – мастером-настройщиком. Грамотно настраивать инструменты ему помогает хороший музыкальный слух.

Денег на карманные расходы у мамы уже не просит, а как полноправный член коллектива просит выписать аванс. Главное, что ему интересно заниматься инструментами. После летней поездки в Америку, где мы выставляли работы, сын стал еще старательнее трудиться – проникся важностью нашего дела.

СКАКУН ДЛЯ ХООМЕЙЖИ

– Музыкальная практика в группе «Чиргилчин» помогает в работе над инструментами?

– Конечно. Играя на игиле и бызаанчы, делаю свои маленькие открытия.

Звучание бызаанчы – особенное и ни на какой другой инструмент не похожее. И техника игры на нем совершенно другая. В мире играют на струнных инструментах, прижимая струны пальцами к грифу, а на бызаанчы – пальцами толкая струны от грифа, что противоречит всякой логике. Этот музыкальный инструмент требует к себе очень внимательного отношения.

Но игил был и остается для меня моим любимым, самым дорогим. Ведь именно с него началось мое знакомство с традиционной музыкальной культурой Тувы, именно с него начал разгадывать секреты изготовления национальных инструментов.

Игил – инструмент, который передается от поколения к поколению. Он живет долго – больше ста лет, и со временем его ценность только возрастает, звучание становится лучше, наливается силой.

В нем звучит природа Тувы. Игил может подражать реву быка, ржанию коня, крику кабарги, плачу детеныша косули, зову марала. И это – не предел. Сейчас, играя на игиле, имитирую и звук мчащейся по дороге машины, и автомобильный сигнал.

Игил обязательно увенчан резной конской головой. И это – не просто красивое украшение. Игил для исполнителя хоомея – его скакун. Вглядитесь внимательно в хоомейжи, наигрывающего на игиле. Ставя инструмент перед собой вертикально и сжимая его коленями, он как бы садится верхом на символического коня.

Две струны игила – это поводья, которыми всадник-музыкант управляет конем, а смычок – плетка, которой он не бьет, а поглаживает бока своего скакуна.

Увлекая за собой слушателей, они вместе уносятся в вихрь хоомея.