Известный ученый, кандидат философских наук Байыр-оол Монгуш заканчивает работу над биографическим очерком о Салчаке Токе. Немало страниц в нем будет отведено вхождению ТНР в состав РСФСР. Автор очерка пошел нам навстречу и предоставил для публикации в «ТП» отрывок, рассказывающий о некоторых подробностях этого события.

Вопрос административного статуса нового субъекта Российской Советской Федеративной Социалистической Республики оказался для Москвы самым дискуссионным в ходе подготовки решения о присоединении ТНР.

Как рассказал мне однажды один из ближайших в те годы соратников первого секретаря ТНРП Оюн Полат, в самом начале войны, вернувшись из командировки в Москву, Тока рассказал ему, что, наверное, допустил ошибку. Немцы к тому времени уже были на подступах к столице, но аппарат ЦК работал, как часы. Току пригласили в международный отдел, где замзавотделом, к которому попала просьба о присоединении ТНР, поздоровавшись с гостем, сразу перешел к делу:

– Вот вы проситесь к нам, – Тока тогда признался, что это «к нам» корябнуло его слух, словно чу­жого человека приглашали на постой, – но не указали в каком статусе вы видите ТНР в составе СССР?

Собственно говоря, об этом в Туве думали и спорили немало, в том числе Тока зондировал почву на этот счет и у советского полпреда. Первым вариантом, который устраивал большинство соратников генсека, был вариант статуса союзной республики, по аналогии с опытом присоединения к СССР Прибалтики и создания Карело-Финской ССР. Однако советник, очевидно после консультации с вышестоящим начальством, опустил своих тувинских друзей с неба на землю: по многим показателям вы до союзной республики не дотягиваете, и вряд ли для ТНР сделают исключение. В лучшем случае – автономная республика, но вероятнее всего – автономная область в составе Красноярского края. Если вы будете настаивать на статусе союзной республики, то похороните вопрос.

Поэтому в узком кругу соратники сошлись на том, что будут просить о статусе автономной республики. Но в тот день в международном отделе Тока, напитанный фронтовыми впечатлениями, просто не ждал этого вопроса, поэтому ответил на вскидку:

– Мы считаем, что как приграничная территория с преоблада­нием жителей одной национальности могли бы рассчитывать войти в СССР на правах союзной республики.

Чиновник удивленно вскинул на него глаза, но ничего не сказал: очевидно, в его задачу это не входило:

– Значит, я так и записываю: в статусе союзной республики. Спасибо вам за то, что нашли возможность забежать. Вы ведь завтра уезжаете домой? Счастливого пути.

Аудиенция закончилась, Тока вышел из кабинета, прошел по коридору до лестничного марша и только тогда понял, что сказал то, что не должен был говорить. Он почти бегом вернулся в кабинет и без предисловий с порога начал диктовать:

– Извините, но мнение, которое я высказал, – это позиция некоторых членов политбюро ТНРП. У меня по вопросу статуса есть особое мнение, прошу его записать тоже: я считаю, по развитию народного хозяйства мы соответствуем автономной области, но труднодоступность ТНР, удаленность от Красноярска и Барнаула не позволит наладить нормальное управление и координацию действий с крайкомами партии и крайисполкомами. Мне, например, придется тогда жить не в Кызыле, а Красноярске, потому что только на дорогу в один конец нужна неделя. Поэтому ТНР больше всего подошел бы статус автономной республики, дающий большую самостоятельность в принятии решений. Но лично для меня, повторяю, вопрос статуса имеет второстепенное значение. Я уверен, что Иосиф Виссарионович примет единственно верное решение. Для меня самое главное, чтобы СССР принял тувинский народ в свою семью. Думаю, что и политбюро ЦК ТНРП мне удастся склонить к такой же позиции.

Чиновник закончил записывать, протянул лист:

– Прочитайте, пожалуйста.

Тока взял листок, прочитал текст, машинально дотянулся до перьевой ручки, обмакнул перо в чернильницу и аккуратно расписался внизу странички.

– А вот это, Тока Сурасович, было необязательно, – запоздало спохватился чиновник. – Хотя, кашу маслом не испортишь.

Тока признался Полату, что всю дорогу до постпредства удивлялся себе самому. Свое особое мнение, продиктованное чиновнику, он успел сформулировать буквально на бегу, в считанные секунды, когда возвращался в кабинет от лестничного марша.

– Вы все очень правильно сказали, – попытался успокоить генсека Полат и даже пошутил. – Если хочешь получить барана – проси верблюда.

– Не тот это случай, – не согласился Тока. – Ошибка в том, что нельзя было мне говорить, что некоторые члены политбюро ЦК ТНРП – за союзную республику. Какой же я первый секретарь, если в политбюро разногласия по самому важному вопросу. Что могут в Москве подумать?

– Правильно подумают, не переживайте. Там ведь самые умные люди собрались…

– Конечно, умные. Но поступают в таких случаях очень просто и очень умно. Либо политбюро надо разгонять, либо первого секретаря менять.

Полат редко говорил о своем прошлом, а еще реже – о Токе. А уж придумывать что-то и вовсе не было в его характере. Поэтому случай, им описанный, наверняка, – быль.

Сложнее предположить судьбу странички с записью особого мнения генсека. Вспомнили ли о нем в 1944 году? Скорее всего – да. Немедленной реакции на него тогда не последовало. Не до «ошибочных мнений» членов политбюро ЦК ТНРП было Сталину и НКИДу СССР в 1941 году. Но можно только позавидовать способности Токи оценивать ситуацию и извлекать из проигрышной позиции выгоду для себя.

И все же в 1944 году особое мнение первого секретаря ТНРП наверняка сыграло решающую роль при определении будущего статуса Тувы.

Лет двадцать спустя уже сам Тока на одном из ра­бочих заседаний президиума Верховного Совета Тувинской АССР, на котором присутствовал и я, вспомнил к месту интересный эпизод. На заседании затронули вопрос административной подчиненности Ак-Довурака. Налицо был конфликт интересов. Власти Барун-Хемчикского района, на территории которого строился город асбестовиков, настаивали на полном его подчинение райисполкому и финансировании через районный бюджет. Город, руководство комбината этому противились. В конце концов, заговорил Тока.

– Я прошу всех отнестись к этому вопросу очень взвешенно. Вот кто-нибудь знает, почему Туву приняли в состав СССР в статусе автономной области? – разумеется, все промолчали. – И я всего не знал. Только в пятидесятом году Лазарь Моисеевич (Каганович – М.Б.) мне кое-что рассказал. Оказалось, даже в политбюро ЦК не было единого мнения на этот счет. Когда в рабочем порядке обсуждали предложения, союзная и автономная республика отпали сразу. Знаете почему? Потому что в них есть принципиальное слово – социалистическая. И сразу возникли сомнения: это слово надо заслужить, а в Туве еще феодализмом попахивает. Опять же основная сила социализма – это пролетариат. А где он в Туве? Нет его. По всем показателям мы тянули в лучшем случае на автономную область. Но это значит, что нас надо Красноярску подчинить. Но где Красноярск и где Кызыл? Кто-то предложил надежную связь протянуть. Кто-то высказался за то, чтобы в Красноярске представительство Тувы открыть. К тому вроде бы начали склоняться, но товарищ Сталин выступил против. Во-первых, сказал он, постпредство в Красноярске ничего не даст. А ослаблять управление в новом административном образовании – это создавать условия безвластия. Такого безобразия допустить нельзя. Во-вторых, сказал товарищ Сталин, у нас в крайкоме сейчас товарищ Аверкин. Ничего плохого о нем не скажу, но посмотрите: товарищ Тока моложе Аверкина, а у него уже два ордена Ленина, орден Трудового Красного знамени. Насколько я знаю, он единственный кандидат на руководство парторганизацией Тувы. Как они будут в одной берлоге уживаться? Согласен с тем, что до автономной республики тувинцам надо дорасти. Дорастут. А пока в виде исключения подумайте над тем, как их оформить автономной областью, не включая в состав краев. Вот так Тува стала единственной автономной областью, напрямую подчинявшейся Москве, – заключил Тока.

Дискуссия на этом закончилась.

Исключительный статус Тувы на самом деле давал очень много преференций. Начнем с того, что при планировании развития народного хозяйства (так в годы советской власти назывался сектор реальной экономики) и социальной сферы отпадала необходимость увязки его с планами края. Очень часто задачи краевого масштаба заслоняли на этом этапе планирования экономические интересы автономных областей. При подчинении Москве Тува выходила в этом вопросе напрямую на госплан, министерства и ведомства РСФСР и могла самостоятельно влиять там на принятие решений.

Во-вторых, одним из важнейших условий для развития регионов в рамках мобилизационной (командно-административной) модели экономики СССР было обеспечение строительства объектов, деятельности предприятий и организаций ресурсами: строительными материалами, техникой, запасными частями к ней, горюче-смазочными материалами и т.д. Снабжались ими края, области и АССР из централизованных фондов союзных республик, которыми распоряжались отраслевые министерства и ведомства этих союзных республик. Затем эти ресурсы поступали на базы краевых и областных отраслевых управлений, которые распределяли их уже по решениям край-, обл­исполкомов советов народных депутатов, крайкомов и обкомов КПСС. То есть автономной области в составе края, какой была, например, Хакасия, нужно было отстоять очередь в Красноярске, и не факт, что в результате ХАО получила бы то, что ей надо в полном объеме и в нужные сроки. А Тува снабжалась ресурсами напрямую из фондов министерств и ведомств РСФСР, что обеспечивало ритмичное и полнокровное обеспечение всем необходимым для выполнения государственных планов производства и реализации продукции.

Кстати, о реализации. План продажи государству продукции был одним из основных показателей эффективности работы руководителей краев, областей, районов. За невыполнение, бывало, головы летели пачками. Поэтому в погоне за 100-процентами поставок в союзные фонды, скажем, мяса, молока, зерна края и области нередко шли на крайние меры: забивали на мясо стельных коров, сдавали на продовольственные цели зерно элитных репродукций, выжимая из своих автономных областей и районов все подчистую, до последнего килограмма.

Особый статус Тувы с первых лет ее в составе СССР выводил из-под такого рода произвола краевых властей, защищая экономику автономной области. Да, планы поставок в фонды РСФСР спускались и ей. Но в первые десятилетия они были очень щадящими, и самое главное, у Токи и после того, как ТАО стала Тувинской АССР, была возможность защищать непосредственно в Москве объемы плановых поставок, реальных для текущего состояния народного хозяйства Тувы.

И, наконец, даже в гуманитарном плане статус особой автономной области давал Туве сильные козыри. Напомню, например, о том, что самой острой проблемой тех лет была проблема кадров. Практически с нуля начиналось здравоохранение, образование, закладывались основы системы учреждений культуры. Процесс формирования собственной армии квалифицированных врачей, учителей мог затянуться на многие десятилетия, несмотря на то, что Тува – и это тоже следствие особого статуса – имела прямые квоты на обучение специалистов в вузах и техникумах СССР. Ускорила процесс практика распределения выпускников учебных заведений Сибири и центральной России в Тувинскую автономную область. Заявки на них Кызыл направлял напрямую в Наркомобраз РСФСР, а тот удовлетворял их ежегодно в полном объеме.

На СССР надейся, а сам не плошай, частенько говорил Тока. В начале 1945-1946 учебного года в Туве насчитывались всего 123 школы, в основном начальные, неполные средние и средние, где обучались всего 10,7 тысячи учащихся и работал 501 учитель в основном с начальным образованием. В начале 1970/1971 учебного года в Тувинской АССР функционировали 185 средних, восьмилетних и начальных школ, где работали 3662 учителя, в основном с высшим образованием.

За годы советской власти в Туве появилось качественное медицинское обслуживание. Если в середине сороковых годов насчитывалось всего 16 врачебных больничных учреждений, где работали 282 врача, то в начале семидесятых годов ХХ века функционировали уже 46 больничных учреждений и работали 542 врача. В 1945 г. в Туве работали всего 157 медсестер и фельдшеров, 25 лет спустя – 1843 человека.

Улучшение условий быта, развитие здравоохранения, перевод кочевников на оседлость позитивно отразились на рождаемости, смертности и естественном приросте населения. Если на тысячу человек в 1946 г. число родившихся составило 37,8, число умерших 15,9 и естественный прирост населения составил 21,9 %, то в 1976 году эти же показатели составляли, соответственно, 28,2, 8,3 и 19,9. Факты показывают, что хотя рождаемость и естественный прирост несколько снизились, зато показатели смертности снизились почти в два раза.

В целом за годы советской власти численность тувинцев увеличилось более чем в три раза, повысился уровень образования населения. Как один из самых весовых результатов надо расценивать появление в Туве собственной интеллигенции, профессиональных учителей, врачей, писателей, художников, ученых, инженеров, геологов, связистов, строителей, специалистов сельскохозяйственных и других профессий.

Не боюсь погрешить против истины, заявляя о том, что история не знает других примеров столь динамичных и качественных социальных преобразований одного отдельно взятого народа.