Поцеловала, дала на дорогу десять рублей, и мальчик отправился покорять большой мир. В этом мире он тысячи раз повторял среди зеркал одно и то же балетное движение, давал уроки танца в кирзовых сапогах, балансировал на проволоке.

Сегодня Аркадий Август-оол, рожденный в селе близ древней уйгурской крепости Пор-Бажын, живет и работает в столице Голландии Амстердаме. Он уверен: невозможного нет, достичь можно всего, и это зависит только от тебя самого.

АРМИЯ ДЛЯ МАЛЕНЬКИХ ДЕТЕЙ

– Село Кунгуртуг – всегда на особенном, первом месте, потому что это – моя родина. Амстердам – потому что это город моей сбывшейся мечты о свободе.

А между ними – Фрунзе, сейчас он называется Бишкек – столица Киргизии. Для меня Фрунзе – больше, чем город, это целый мир, населенный дорогими воспоминаниями, место, где прошли детство и юность – прекрасная пора моего становления.

– В этом заслуга моих родителей: Александры Степановны и Монгуша Канчыыровича Август-оолов. Все, чего мы, их дети, достигли, достигнуто только благодаря им. Было время, когда мы одновременно учились в разных городах: старшая сестра Тоня – в Иркутском сельскохозяйственном институте, брат Аверьян – в Барнаульском сельскохозяйственном институте, Людмила – в Кызыльском педагогическом институте, я – во Фрунзенском хореографическом училище.

Не знаю, как они умудрялись выкраивать деньги нам всем на проживание, пропитание и дорогу, а ведь из Кызыла в Кунгуртуг можно было добраться только на самолете. Только повзрослев, мы осознали, как непросто было нашим родителям содержать столько студентов. Но мы не знали никаких трудностей, хотя больших денег в семье не водилось: мама работала в торговле, мыла в школе полы, отец был бухгалтером совхоза «Тере-Холь». Мы порадовали их, все четверо получили образование.

В детстве мечтал стать летчиком, что не мешало мне устраивать дома сольные концерты из танцевальных номеров. Когда в Кунгуртуг приехал ансамбль «Саяны», меня особенно восхитил «Испанский танец» в исполнении Галины Сапоговой. Его я по памяти чаще других номеров и воспроизводил перед родными.

Поэтому мама долго не раздумывала, когда совершенно случайно узнала о наборе в балетную школу. Сказала, что буду учиться в большом городе, собрала чемодан, привезла в Кызыл, привела к женщине, сопровождающей во Фрунзе двух девочек, положила мне в карман десять рублей, поцеловала и попрощалась.

Я не боялся, наоборот – мне было дико интересно. Рисковал, так как опоздал на набор в Кызыле и ехал в училище на свой страх и риск третьим лишним. Но меня взяли, подошел по всем параметрам. Так в одиннадцать лет у меня началась другая жизнь.

В этой новой жизни я в белой майке и черных трусиках стоял среди таких же детей в огромном зале с большими зеркалами и каждый день по тысячу раз заучивал и повторял танцевальные движения, не понимая, зачем это надо. Но, продолжаясь изо дня в день, это незаметно становилось моей жизнью, и день без хореографии уже воспринимался как прожитый впустую.

– Строгая дисциплина, ранний подъем, чистота, порядок, собранность. Это была своеобразная армия для маленьких, только старшие младших никогда не обижали.

Нас приучали к самостоятельности и ответственности во всем. Утром заправляешь кровать, если дежуришь, протираешь в спальне пыль, воспитатель проверяет чистоту, и все идут на завтрак.

Учились и жили в одном здании, все – точно по расписанию. После урока математики или русского языка прибегаешь на переменке переодеваться на урок классического балета. Нашим первым и любимым педагогом по классическому танцу была Рыскуль Дюшюналиевна Дюшюналиева.

Через два урока бежишь переодеваться на урок народного сценического танца. После обеда – индивидуальные репетиции, постановка танцев, самоподготовка.

Самым любимым временем был свободный час, когда все собирались в комнате с телевизором и смотрели передачи, начало которых заранее отмечали в телепрограмме. Этот час нас объединял. Мы не просто смотрели мультики, фигурное катание, фильмы, но и обсуждали их, общались.

Сначала на нашем курсе было около ста детей из разных мест страны. Через год осталась половина. Не выдерживал и бросал учебу всего один процент – все хотели учиться и очень старались. Остальные сорок девять процентов не проходили жесткий отбор, когда два раза в год перед зимними и летними каникулами сдавали решающий экзамен. Оценок строгой комиссии ждали с ужасом и страхом.

– Учащиеся нашего хореографического училища всегда были подтянуты и воспитаны, но я все же был немного хулиганистым, потому что как-то залепил жвачкой волосы одноклассницы Чойганы Санчай. Да так, что пришлось отстригать безнадежно склеившуюся прядь. Это был мой самый страшный проступок.

КИРЗОВЫЙ БАЛЕТ

– Абсолютно так. Наши педагоги учили: все должно быть вовремя. И я ни разу не опоздал на работу, ни на одну встречу.

Но были и сложности: когда мы через восемь лет окончили училище, оказалось, что жизнь отличается от того мира, где нас воспитали и вырастили.

Мы были абсолютно не приспособлены к бытовым вопросам: не знали, как приготовить себе еду, как оплачивать счета за коммунальные услуги. Это было забавное сочетание, когда ты, очень самостоятельный и уверенный во всем, что касается профессии, в простых житейских вопросах представлял полный ноль.

– Начало было многообещающим. Из двадцати детей, приехавших из Тувы, училище в 1988 году окончили семь девочек и трое мальчиков: Чойгана Санчай, Влада Томур, Саяна Монгуш, Марьяна Монгуш, Марина Кол, Галина Сарыгбай, Чодураа Хаажык, Начын Наважап, Нил Комбуй-оол и я.

Половина наших была принята на работу в государственный ансамбль «Саяны». Другая, где оказался и я, – в балетную труппу Тувинского музыкально-драматического театра. Она была только что создана, и в ней работали выпускники хореографических училищ Фрунзе и Улан-Удэ: Любовь Суктерек, Чойгана Санчай, моя партнерша по танцу Айлана Чанзан с мужем Демир-оолом. Руководителем был Вячеслав Октябрьевич Донгак, балетмейстером – Галина Салчаковна Ензак.

Тогда все верили в то, что это – начало зарождения тувинского балета. У нас была очень красивая программа. Это были как отдельные концерты, так и балетные номера в смешанных концертах. Я исполнял все сольные мужские партии. Мы с Айланой танцевали «Седьмой вальс» Фредерика Шопена, отрывки из балета «Жизель» Адольфа Адана и «Дон Кихота» Жоржа Бизе. С Чойганой на День Победы исполняли трогательный номер «Воспоминание» на музыку Георгия Свиридова. Приятно, что его до сих пор помнят зрители.

Я столько надежд возлагал на новую взрослую интересную творческую жизнь! Но меня забрали служить в армию, и это трепетное чувство прошло.

Восемь лет учился искусству балета, чтобы два года маршировать в кирзовых сапогах в ансамбле песни и пляски Сибирского военного округа! Для артиста балета это – начало необратимого процесса потери профессии. Это касается и представителей других профессий. Например, и пианист, и хирург также вынуждены были два года служить и терять наработанный годами профессионализм.

Но у нас не было и мысли об отсрочке, о возможности откосить – как призывали, так и шли служить. Мы, дети советского времени, были очень послушны и верили в политику нашего государства, которому было видней. Я в армии в кирзовых сапогах преподавал урок классического танца танцевальной группе ансамбля песни и пляски Сибирского военного округа.

Когда вернулся из армии, наша балетная труппа уже была расформирована: не хватило сил и средств дальше развивать и поддерживать тувинский балет. Так что по своей специальности удалось поработать только год. Меня взяли в «Саяны», но и там выступать пришлось недолго – позвали в цирк.

РИСКОВАННЫЙ НОМЕР

– Случай. Мне выпала возможность связать свою судьбу с тувинским цирком благодаря тому, что Владимир Базыр-оолович, основатель цирковой династии Оскал-оолов, пришел на сборный концерт, где мы выступали вместе с его знаменитой невесткой Надеждой Красной, впоследствии Народной артисткой России и Тувы, и внучкой Долааной.

После концерта он подошел ко мне и пригласил работать к себе. Раздумывать было нечего, работать с живой легендой, нашим первым профессиональным артистом цирка – редкая удача. У меня до сих пор – чувство огромного уважения к Владимиру Базыр-ооловичу за его горение, за вклад в развитие тувинского цирка.

И в 1991 году я поехал за новой жизнью в Калининград, где тогда базировался цирк. Владимир Оскал-оол сказал: «Попробуем из тебя сделать артиста цирка, только придется учиться два – три года».

– Наш номер назывался «Тувинские танцоры-эквилибристы и жонглеры на проволоке» и считался сложным и рискованным. Высота проволоки от пола – три с половиной метра, работали без страховки. Я сразу начал выходить на манеж, очень быстро – через полгода – научился работать на проволоке.

Выходили на манеж, исполняя танец орла, жонглировали, разыгрывали мини-спектакль, кульминацией которого были групповые трюки на проволоке, а также сольные выступления. Долаана была солисткой номера на проволоке.

Моим учителем стал Юрий Владимирович Оскал-оол. Я освоил танец на проволоке, но жонглирование оказалось мне не под силу, вернее, не моей стихией. Много и старательно репетировал, но все равно у меня что-то, да падало.

Наш цирк относился к Управлению Росгосцирка. Перестройка отразилась и на его работе. Некогда огромный, единый, живой организм стал распадаться на части. Трудное разделение происходило на наших глазах, и я, как и коллеги, все это переживал и жалел, что ломается старая налаженная десятилетиями система работы. Я не коммунист, но иногда думаю, что в советское время умели правильно направить работу в продуктивное русло: с заботой и о людях, и о стране.

Очень благодарен цирку, потому что научился новой профессии, подружился с разными прекрасными людьми, видел знаменитых артистов Олега Попова, Юрия Никулина и открыл для себя мир.

Впервые выехал с цирковой труппой за рубеж в 1992 году. И первой иностранной страной в моей жизни стала Голландия.

НАЧАТЬ ДРУГУЮ ЖИЗНЬ

– Наоборот, я тогда думал: «Скорее бы домой, в Россию». Очень скучал по своей стране.

Люди, когда впервые выезжают за границу, испытывают культурный шок, но не я. Да, там все было чудесно, необычно, не так как у нас, лучше, чем у нас. Но я за полгода ни к чему этому не привык – все это было не мое.

Особенно уставал оттого, что все кругом говорили на незнакомом мне языке. Даже не пытался разобраться в себе: почему не могу общаться, не стараюсь понимать, не предпринимаю никаких действий по преодолению языковой безграмотности. Только безудержно хотел домой, в привычную для меня среду.

На следующий год приехали работать в Бельгию, на полгода. Я уже был научен, знал, что меня может там ожидать, по мере сил готовился к жизни за границей: заранее учил язык, запасся словарем и ехал уже с другим настроем. И потихонечку начал понимать и принимать ранее чужую для меня страну, народ и жизнь.

С голландской стороной у нашего коллектива был контракт на пять лет. Когда второй раз приехали работать в Голландию, большая часть нашей цирковой труппы уже подходила к пенсионному возрасту. Они особо не волновались за будущее, после окончания работы в Голландии их ожидала пенсия в России.

Возник вопрос, а что буду делать я, какое меня ждет будущее? Решил заняться чем-то новым в Голландии: моему стилю жизни, складу ума, восприятию она подходила полностью.

Привлекал и более высокий уровень жизни по сравнению с Россией, и, как сегодня любят говорить, толерантность, уважение к людям иной национальности. Помните, к середине девяностых годов в российском обществе появилась ксенофобия, в крупных городах России остро встал межнациональный вопрос? После заграницы, где мое достоинство и мнение о себе не страдало, это переносилось тяжело.

– У нас все решает мама, в семье – полный матриархат. Отец спокойный, немногословный, но мы знаем, как он нас любит. Не помню, чтобы он на нас сердился, повышал голос, зато мама могла отчитать и устроить выволочку, но за дело.

Мы уже взрослые, но для мамы – еще маленькие, и она, беспокоясь, по-матерински советует нам, как жить, поучает, забывая о том, что ее дети теперь сами могут отличить добро от зла, правду от обмана, знают, где были правы, а где нет.

Когда сообщил маме: «Наверное, я уеду жить за границу», она не одобрила моего решения, но в то же время дала возможность сделать свой выбор. Только спросила грустно: «Сынок, почему ты должен уезжать из своей страны?» Но для нее интересы ее детей всегда были превыше всего и, в конце концов, она сказала: «Делай, как тебе будет лучше».

Когда наш коллектив – Борис Таан-оолович Хертек, Елена Леонидовна Чадамба, их сын Демир, внук Владимира Оскал-оола тоже Владимир Оскал-оол, Юрий Владимирович Оскал-оол – отработал и уехал в Россию на зиму, я остался и уехал в курортный город Испании Бенидорм: работать в танцевальном шоу.

Начался сезон, тувинская труппа приехала в Голландию, я снова примкнул к нашим и работал с ними год. Это было в последний раз, потому что окончательно решил уйти из цирка и начать другую жизнь – в Голландии.

ОКОНЧАНИЕ – В СЛЕДУЮЩЕМ НОМЕРЕ.