Действительно красивая. Просто потрясающая. Литературных мистификаций множество, каждый может вспомнить несколько из них. Но, читая литературные произведения, мы уже знали, что это - мистификации. А тут практически вся республика поверила в реальность вымышленного.

Литературная мистификация имеет многовековую традицию

«Гюзла» — литературная мистификация, созданная французским писателем-романтиком Проспером Мериме и изданная им анонимно в 1827 году. Представляет собой будто бы песни юго-западных славян, якобы собранные на Балканах и переведённые на французский язык с сербского прозой. Желанием автора, если верить его предисловию, было спародировать местный экзотический колорит, модный в период романтизма.

Мистификация оказалась успешной: за настоящий славянский фольклор «Гюзлу» приняли и Адам Мицкевич, и Пушкин, причем Пушкин переложил 11 баллад из сборника на русский стихами и издал под заглавием «Песни западных славян».

Сам Пушкин тоже не чуждался мистификации. Подзаголовок пьесы «Скупой рыцарь» - «Сцены из Чен-стоновой трагикомедии: The covetous knight» — литературная мистификация: у английского поэта В.Шенстона (1714-1763) такого произведения нет. Принято считать, что посредством мистификации Пушкин хотел исключить аллюзии, связанные с отношениями внутри его семьи, - конфликт с отцом, Сергеем Львовичем, знаменитым своей скупостью.

Своё стихотворение «Из Пиндемонти» Пушкин выдавал за перевод стихотворения никогда не существовавшего иностранного поэта Пиндемонти.

Своеобразной литературной мистификацией была литературная маска Козьмы Пруткова.

Елизавета Дмитриева - русская поэтесса, более известная под литературным псевдонимом-мистификацией «Черубина де Габриак». В ссылке она продолжает писать стихи и в 1927 создает последнюю свою мистификацию - цикл стилизаций «Домик под грушевым деревом» от имени «философа Ли Сян Цзы», заброшенного на чужбину.

Шотландский поэт Джеймс Макферсон издал в 1765 году книгу «Сочинения Оссиана, сына Фингала». Авторство собственных поэм Макферсон приписал легендарному кельтскому барду Оссиану, жившему в III веке. Эта книга стала ярчайшим достижением европейского предромантизма, она вызвала не просто сенсационный интерес в Европе, но и повлияла, в частности, на творчество Державина, Карамзина, Пушкина, Лермонтова и др.

У всех на виду феномен писателя Бориса Акунина. Солидной литературной публике он давно известен как профессиональный литературовед, эссеист и литературный критик под фамилией Григорий Чхартишвили. Но большинство читателей знает Бориса Акунина - автора детективных книг об Эрасте Фандорине, Пелагее.

Последние книги Чхартишвили «Писатель и самоубийство» и «Кладбищенские истории», вышедшие под его подлинным именем, заметно проигрывают и в тираже и в популярности автору детективов Борису Акунину.

Монгуш Кенин-Лопсан написал роман-эссе. Он писал художественное произведение, а не историческое исследование. Но мастерство автора столь бесспорно, что все поверили в истинность изложенного.

Исследователи тувинской литературы говорили, что это - мистификация. Не верилось. Историки говорили, что не видели ни тибетских текстов, ни перевода на тувинский. Не верилось. Директор Тувинского института гуманитарных исследований при правительстве РТ Каадыр-оол Бичелдей подтвердил, что Монгуш Борахович сам объявил о мистификации.

Вот с этим уже не поспоришь.

Конечно, жалко красивую легенду.

Но кто говорит, что с ней надо расставаться? Действительно, историю не изучают по романам и фильмам. Действительно, стихи в романе написал сам Монгуш Кенин-Лопсан. Но почему бы не предположить, что гун нойон впрямь писал стихи, находясь в заключении? Да, они не дошли. И Монгуш Борахович по сути просто восстановил историческую справедливость.