Она успела попробовать множество профессий, побывать в самых недоступных уголках мира.
В последние годы ее жизнь связана с Тувой, о пространствах которой она говорит с неподдельным восторгом. И знает она Туву лучше, чем многие родившиеся в ней, правда, иногда забавно искажает произносит названия и фамилии, столь непривычные ее европейскому слуху.
Наши беседы с Патрисией в Москве и Париже – о ее предках масонах, русской мадмуазель, благодаря которой она влюбилась в Россию, о двадцати годах жизни в нашей стране, дорогах, друзьях и открытиях.
Четыре поколения масонов
– Патрисия, расскажите немного о своей семье.
– Мой прадедушка со стороны отца – Адольф – приехал во Францию из Швейцарии, в конце девятнадцатого века. Несколько лет путешествовал по Южной Америке и вернулся в Европу уже обеспеченным человеком.
Он был масоном, но в семье об этом никогда не говорилось, я узнала случайно – нашла документы, которые бабушка забыла сжечь. Никаких ритуальных масонских предметов, документов не осталось, все было уничтожено.
Четыре поколения мой семьи были масонами, только отец отказался вступать в масонскую ложу, так как у него был очень независимый характер, и он не верил в идеалы масонов.
– Страсть к путешествиям у вас – семейная?
– Да. Мой отец Мишель всегда хотел заниматься путешествиями, обожал организовывать поездки и мечтал открыть что-то вроде турфирмы. К сожалению, у него не было возможности учиться.
В конце Второй мировой войны, когда ему было шестнадцать, его отец, мой дедушка, сказал: «Тебе пора начинать работать». И отец его послушался. Потом продолжить обучение у него так и не получилось, поэтому он очень хотел, чтобы мы с братом получили хорошее образование, закончили университет.
Отец был очень умным в своей области человеком. Он очень хорошо руководил семейным предприятием. Наша семья торговала кожей, кстати, торговала даже с Россией до революции. Когда я разбирала вещи, нашла печать с русскими буквами.
Отец старался завязать больше контактов в других странах, так как ему нравилось путешествовать. Он торговал с Японией, Австралией, даже с Китаем. И работал он почти до самой смерти, почти шестьдесят лет управлял фирмой.
Мари-Поль, моя мама – из старой дворянской нормандской семьи. В молодости она училась дизайну, но когда вышла замуж, папа решил, что она должна заниматься детьми и домом: он придерживался патриархальных взглядов. Но это не значит, что мама постоянно сидела дома, у нее много друзей, она очень общительная женщина.
Мои родители часто путешествовали. Раз в год они обязательно совершали кругосветное путешествие. Отец старался совместить эти путешествия с делами фирмы.
– Помните знаменитые события 1968 года в Париже: студенческие волнения, демонстрации, столкновения студентов с полицией?
– Мне было тогда одиннадцать лет, и я помню, как шла по улице с гувернанткой, вся улица – заполнена сидящими людьми, их так много, что мы не можем пройти. Я никогда до этого такого не видела.
А дома родители много говорили о том, что может начаться революция, поэтому стоит уехать на время в провинцию. Услышав эти разговоры, я сшила сумку и собрала туда все-все свои самые ценные вещи, все свои детские сокровища.
– А кем вы хотели стать в детстве?
– Хотела стать археологом, но боялась сказать об этом родителям. Еще моя жизнь с детства была связанна с фотографией. В шесть лет мне подарили первый фотоаппарат, а фотооборудование было у моего брата. Первые снимки: семья, любимые предметы, пейзажи.
В университете много снимала, четыре года работала в фотоагентстве Magnum, занималась архивными фотографиями известных фотографов. После работы там четыре года не могла ничего снимать, настолько хорошие работы я видела.
Жорж и Патрисия со свадебного торта
– Получили высшее образование, как хотел ваш отец?
– У меня два высших образования, первое – экономическое. Но я очень мало работала по специальности, так как мне очень не понравилось работать в банке, все это было не мое: чувствовала, что если так будет продолжаться, то все будет решено в моей жизни, все написано, и мне стало страшно.
Даже думала о самоубийстве, но, в конце концов, решила: самоубийство – абсурд, если хочу иных реальностей, лучше поеду в другой мир. И поехала за железный занавес – в Болгарию. Тогда на западе мало кто представлял, где она находится. Я там получила второе образование, которое мне больше понравилось: кинооператорское.
– Почему именно Болгария?
– Болгария, потому что туда ехал мой друг Жорж, он оттуда родом. Мы познакомились, когда учились в Париже на экономическом факультете.
Жорж открыл свою фирму с французами. Занимался оборудованием для пекарен, продавал оборудование, сотрудничал с Китаем и Болгарией. В 1979 году ему предложили переехать в Болгарию. Она тогда была социалистической страной, и родителям не понравилась эта идея, но я все равно уехала.
Там мы с Жоржем поженились, я получила его фамилию – Шишманова.
Кстати фигурка – жених с невестой с нашего свадебного торта – стоит у меня в автомобиле на приборной панели. Если ее перевернуть, видны даже засохшие остатки крема – тридцатилетней давности.
А потом Жоржу предложили поехать работать в Россию, и так в 1990 году мы оказались в Москве.
Двадцать удивительных лет в России
– Что вы до этого знали о России?
– Я же учила русский язык в школе. У меня была замечательная учительница мадмуазель Слезкин, из эмигрантов. Родилась в Петергофе – под Санкт-Петербургом, но в России прожила всего один год, мама увезла ее во Францию. И всю жизнь она мечтала вернуться в Россию.
Она до сих пор жива, я ее видела два года назад, она приняла монашеский постриг и живет в одном из православных монастырей во Франции. Я специально ездила к ней, чтобы рассказать, как сильно она повлияла на мою судьбу: благодаря ей влюбилась в русскую литературу, в Россию.
В школе даже мечтала о русском муже, в этом виновата моя учительница. Но так и вышло, ведь мой муж Жорж – тоже славянин, он же из Болгарии.
– Помните первые впечатления от России?
– Мы приехали в Москву в феврале, было очень холодно, но в аэропорту водитель нас ждал с цветами. Первые воспоминания – снег и красные цветы.
Мы приехали с дочерью Лорой, ей тогда был год, и я привезла с собой чемодан памперсов, чемодан детского питания, коляску. Хорошо помню, что было так много снега, что коляску везти совершенно не получалось.
Помню, как все смотрели на коляску с удивлением и даже подходили и спрашивали: «Где вы ее достали?» Мы тогда жили на окраине Москвы в Текстильщиках, и наша коляска всегда производила на прохожих и соседей впечатление.
Помню, как перед поездкой искала на карте Текстильщики и никак не могла найти.
Помню ощущение того, что все здесь очень огромное, и я чувствовала большую радость – начинается новая жизнь.
Помню, как первый раз ехала с Лорой в метро – очень долго. Было очень много народу, и все в огромных меховых пальто, совсем не было места, мне казалось, что я задохнусь. Долго привыкала к московскому метро.
В 1992 году у нас родился сын Гийом.
В 2010 году мы с мужем отмечали юбилей – двадцать лет жизни в России, я не жалею ни об одном годе, все они были удивительные.
За визой – с окровавленным лицом
– Вы устроились на работу или занимались домашними заботами?
– Так как мы не были дипломатами, и не были журналистам, то у нас не было карточек, а ведь все тогда продавалось по карточкам – трудные были времена. В магазинах в Москве и так почти ничего не было, но без карточек не продавали и того, что было.
И тут я узнала, что в подвале французского посольства есть магазин, где все можно купить, поэтому решила устроиться работать в посольство. Начала работать в посольстве с апреля 1990 года, чтобы хоть что-то купить поесть.
Сначала читала письма консулу, которые приходили написанными от руки, а я как раз неплохо понимала русский текст, написанный от руки.
Потом работала в визовом отделе, и это был кошмар. В это время только стало возможным выезжать за границу, и люди целый месяц стояли в огромной очереди, чтобы получить визу. Были ужасные скандалы, даже драки, они просто драли друг друга, чтобы получить визу.
Я помню, как в кабинет зашла одна старушка, и у нее по лицу текла кровь, мы хотели вызвать врача, но она сказала: «Нет, нет, не надо, только поставьте визу». Никогда не забуду эту женщину. Тогда были очень тяжелые времена для всех.
– Так вы дали этой старушке визу?
– Да, у нее было все в порядке с документами. Я как раз и проставляла визы, помню, как она пришла уже за паспортом.
Потом я работала в отделе культуры. Потом ушла из посольства в рекламное агентство, затем – в издательство.
Одна – по свету
– Когда вы начали путешествовать?
– Очень рано. Уже летом 1990 года ездили с мужем в Среднюю Азию, у одного нашего друга были родственники в Бухаре и Самарканде, и мы у них жили.
А в 1991 году мы побывали на Соловках, стали первыми французами за долгое время, до этого они были закрыты для иностранцев. Там не было еще музея, была зима, очень холодно, все было масштабное, красивое, страшное.
Потом ездили в Алма-Ату, Грузию, Ялту, Одессу. А дальше я стала уже ездить без мужа, поскольку его работа не позволяла так часто путешествовать.
B 1993 году уехала на Камчатку к оленеводам вместе с французским телевидением. Там впервые увидела шамана, он при нас гадал на оленьих костях, чтобы найти потерянный олений табун.
Потом побывала в Монголии, в Синьцзяне. Начала интересоваться Шелковым путем и работала над путеводителем по нему. Мне надо было описать три страны: Таджикистан, Киргизстан и Узбекистан. Ездила в Индию, Иорданию, Иран, Китай.
Путешествовала и по России, писала для журнала о своих путешествиях: Вологда, Ладога, Урал. Была в Томске, Новосибирске, на Кавказе, Алтае, Дальнем Востоке.
Это заблуждение – считать, что иностранцам одним тяжело путешествовать. Когда я приехала в Таджикистан в первый раз – в девяносто седьмом году, то поехала на Памир, в южную и восточную части страны. Путешествовала одна. Там были машины Красного Креста и других международных организаций, работавших в стране после войны, и я спрашивала, не могут ли они подвезти меня.
Никаких особенных планов у меня не было, просто посмотрела на карту и увидела дорогу, по которой можно было ехать через Памир в Душанбе: там высокие, в четыре тысячи метров перевалы, чудные пустыни, плато – и никого.
А еще мне хотелось попасть в старинную крепость на границе Афганистана. Я как увидела фотографии этой крепости в институте археологии – сразу захотела туда попасть. Это оказалось не так-то просто, потому что для туристических посещений она была закрыта. Но у меня все же получилось, и я стала первым европейцем, который побывал там за много десятилетий. Крепость оказалась очень впечатляющей. И вид с нее открывался – сумасшедше красивый.
Десять лет в ожидании Тувы
– Когда вы впервые услышали о Туве?
– В 1991 году познакомилась в Москве с архитектором Виллей Емельяновной Хаславской, и всегда буду помнить, как она рассказывала о своих путешествиях по Туве на лошадях, грузовиках, лодках. Мы несколько часов с ней рассматривали карту.
И после этого рассказа я очень захотела поехать, но все говорили, что это очень сложно и практически невозможно. И я ждала десять лет, чтобы туда попасть.
В этот период было несколько случайных соприкосновений с Тувой. В 1993 году я занималась со студенткой русским языком, так как хотела улучшить его, она была замужем за тувинцем. В 1996 году к нам в гости зашли тувинские горловики, а у нас тогда жила канарейка. Когда они начали петь, канарейка тоже начала что-то отвечать, и так они стали разговаривать, это было так интересно.
Впервые я приехала в Туву в 2001 году. Благодаря профессору Дмитрию Васильеву из Института востоковеденья, который меня познакомил с Сайзаной Марат-оол, именно она открыла мне Туву. И все было настолько хорошо, что даже трудно рассказать: все было, как в сказке. Начиная с дороги от Абакана до Кызыла: она фантастически красивая.
В тот самый первый раз у меня была цель – хотела снимать скачки. И у меня все получилось, это так красиво, когда дети на лошадях мчатся галопом, и пейзажи такие неописуемые, на фоне которых это происходит.
Потом, несколько лет спустя, показывала в Туве свой фильм о скачках в Нормандии – я родилась в Париже, но мой род по маминой линии происходит из Нормандии. Это край, тоже очень известный своей любовью к лошадям, очень зеленый, потому что там постоянно льют дожди. Я снимала, как тренируют лошадей и как проходят скачки.
Моим друзьям в Туве все было удивительно и смешно. «Что это за трава? – говорили они. – Это же вода, а не трава. А что это за наездники? Такие толстые!»
Испытание для себя
– Сколько раз вы были в Туве за девять лет?
– Больше десяти раз, все время возвращаюсь. Была в Эрзине, Монгун-Тайге, в Чадане, у оленеводов в Тодже. Жила у староверов с мужем и детьми, ездила на Уш-Бельдир, соленные озера, конечно, посещала самые разные аржааны. Хотя с ними надо поосторожнее, от одного у меня даже начали выпадать волосы! Очень много, где была.
Больше всего мне нравится, с каким терпением люди здесь переносят поездки. Машина может быть забита людьми, дорога плохая, ехать долго, но все равно все веселые, улыбаются.
Меня тоже не пугают плохие дороги, это конечно тяжело, но такие дороги тоже нужны, это – как испытание для самого себя.
– Наверное, вы интересовались шаманами?
– Да, в том числе. Горловое пение и шаманизм – это для европейцев самое интересное в Туве, очень экзотично. Я же не очень люблю экзотику, мне интереснее понять, как живут люди. Так же важно понять и изучить веру этих людей.
Мое обучение прошло в строгой католической школе, где монахини говорят тебе, как и во что надо верить, и на все у них есть ответы. На мой взгляд, это неверно. Ты сам должен найти свою дорогу, искать ответы на вопросы, которые не дают тебе спать.
У меня появился друг – шаманка Надя Сат. Я много ездила с ней по районам, снимала ритуалы, написала статью о ней.
В Туве у меня появилось очень много друзей, меня все тепло принимали, помогали в поездках. А на Тодже мне даже подруга Светлана Демкина подарила оленя, он там растет, живет, я им, конечно, не занимаюсь, он пасется со стадом.
Даже боюсь называть всех хороших друзей и знакомых из Тувы, чтобы не забыть кого-нибудь и не обидеть. Но я всех их держу в сердце. Только один человек меня обманул, но даже и не тувинец был.
Я купила машину ГАЗ-21, но продавец меня обманул так здорово, ужас. Я очень глупо поступила, оплатила ремонт этот старой машины, и он все время приходил за новыми деньгами, чтобы что-то еще ремонтировать, и все время говорил, что скоро машина будет готова. Когда хотела ее забрать, он исчез, убежал куда-то в Абакан, и выяснилось что и машина не его, он продавал чужую. В милиции даже мое заявление не приняли, сказали: «Ничего не можем сделать».
– Вы делали много фотографий в Туве, наверное, будет выставка?
– У меня была выставку про Алтай и Маньчжурию. Большие панорамы.
Про Туву у меня пока не выходит: то, что получилось, меня не удовлетворяет. Я так люблю Туву, что мне хочется показать ее как можно лучше. Но уверена, что однажды я все-таки сделаю эту выставку.
Кстати, в мае этого года, объявленного Годом России во Франции и годом Франции в России, я открыла в Париже небольшую художественную галерею – на деньги оставшиеся мне в наследство от папы, и первой была выставка художника из Тувы. Связь с Тувой у меня остается очень крепкая.
Французы в Сибири
– Выставками, насколько я знаю, вы давно занимаетесь, например, выставка старых фотографий французского путешественника.
– Да, да. Кстати, эта выставка тоже связана с Тувой. Сейчас расскажу подробнее.
Француз Арно Жибо, коллекционер, купил на аукционе в Друо в Париже лот под названием «Hегативы. Китай, Сибирь, конец девятнадцатого века». Всего за десять долларов купил, просто, чтобы негативы не выбросили. Положил в шкаф и забыл.
А в 2005 году мы встретились с ним в Кызыле на концерте «Хун-Хур-Ту», очень долго говорили о шаманах, горловом пении и сибирских дорогах. По возвращении в Париж Арно вспомнил о пластинах и с большим трудом, но нашел фотолабораторию, где еще умеют работать с такими негативами.
Таким образом Арно стал обладателем сотни фотографий с пейзажами, жанровыми сценами, видами Китая и России. Все они, разумеется, без подписей и без намека на автора.
Несколько месяцев спустя в Томске, когда на улице было минус 45, мы снова встречаемся, и он мне передает эти снимки для того, чтобы опознать места, запечатленные на них.
Часами изучали снимки с моим другом – фотографом Сергеем Исаковым. Качество было плохим, но некоторые места на фотографиях кажутся легкоузнаваемыми – Москва, Пекин, другие – гораздо менее узнаваемы.
Одна из фотографий особенно заинтересовала нас: китаец рядом с тарантасом в сибирской деревне. Я заметила также женщину, которая появляется на нескольких фотографиях, всегда одетая в темную одежду, в плоскую шляпку, всегда одинаково серьезная.
Я тогда хотела использовать старые машины – «Волги», которые один мой знакомый из Тувы, разбирающийся в технике, обещал отремонтировать к лету 2006 года. Мне пришла в голову идея, более вдохновляющая, чем долгие и скучные поиски легенды в пыльных залах архивов: организовать передвижную выставку по части маршрута, о котором повествуют фотографии.
План был такой: передвигаться будем на «Волгах», а фотографии будут выставляться на несколько часов под открытым небом по дороге: на станциях техобслуживания, на больших площадях маленьких городов. Даже заказала печать фотографий на ткани, это казалось мне наиболее выигрышным для передвижной выставки.
Но моим прекрасным планам суждено было рухнуть из-за пустяка. Мой знакомый механик, потомок казацкого атамана с Байкала, как и его предки, имел неутолимую страсть к дорогам, которая, с одной стороны, предопределила нашу встречу, а с другой стороны, послужила причиной его исчезновения – внезапного, бессрочного, в неизвестном направлении, где-то на просторах Сибири. А «Волги», разумеется, остались разобранными на запчасти в гараже в Кызыле.
– Так кто оказался автором фотографий?
– У меня довольно долго лежал каталог выставки, посвященной французским путешественникам по Сибири XIX века. Однажды вечером мой взгляд скользнул по фотографиям, и вдруг меня как будто ударяет током: вижу фотографию XIX века, на которой изображены внушительная гора чемоданов и три человека: мужчина с седой бородой, женщина в плоской шляпке и китаец. Те же лица, которые я неоднократно видела на безымянных негативах.
Из каталога стало ясно: автор фото – француз Шарль Вапро, который в 1892 году пересек весь континент от Пекина до Парижа за 112 дней.
Сын Гюстава Вапро, автора «Словаря современных деятелей мира», родственник Франсиса Гарнье, исследователя реки Меконг, Шарль Вапро, воодушевленный рассказами о странствиях своего родственника, отправился в путешествие на Восток.
Вместе со своей женой Мари он посетил Японию, Корею, Владивосток, Сахалин и вышел к устью реки Амур, вдоль которой проехал от Николаевска до реки Шилки. После этого супруги пересекли Сибирь, побывав в Иркутске, Красноярске, Томске, Тобольске, Тюмени, а затем посетили Нижний Новгород, Казань, Москву и Санкт-Петербург.
Из своей экспедиции Шарль Вапро привез 150 негативов 18 на 24, которые спустя сто лет купил на аукционе другой француз, влюбленный в Сибирь и Китай.
Шарль Вапро описал свой путь по Сибири в статье, которая была напечатана в 1894 году в журнале «Тур де Монд». Многочисленные литографии иллюстрировали повествование, все они были сделаны с фотографий автора. С волнением я узнавала некоторые из них.
Вот отрывок из его статьи:
«Уже тогда эта необъятная империя царей, о которой так мало было известно, по крайней мере, о той ее части, где располагаются уральские горы, вызывала мое любопытство. Ее безумные гонки галопом на упряжке из трех или четырех несущихся лошадей через степи, леса и горы, по едва проложенным дорогам, где произведением искусства служат несколько стволов деревьев, переброшенных через горную реку, волки, разбойники и даже лишения – все это непреодолимо влекло меня».
Из его фотографий мы сделали выставку. Начала она свое путешествие из Китая, побывала в Хабаровске, Владивостоке, Иркутске, Томске, Новосибирске, Перми, Екатеринбурге, Самаре, Воронеже, Нижнем Новгороде, Санкт-Петербурге, Москве, Мурманске.
Сохранили лучшее
– Мне почему-то эта история напомнила ваши собственные путешествия, особенно отрывок Шарля Вапро про дороги.
– Мне всегда были интересны места, где туризм еще совсем не развит. В таких путешествиях всегда происходит столько интересных встреч! Я люблю путешествия, связанные с бытом и людьми, с пейзажами. В этом смысле поездки по России, в том числе – по Туве, не сравнятся ни с чем.
Мне нравится ездить на поезде, и везет на попутчиков: каждый рассказывает свою жизнь, как роман.
Вы знаете, когда я говорю своим знакомым в Москве или во Франции, что езжу в России в провинцию, люди всегда спрашивают: «Ой, а не опасно?» Они думают, что там кругом – убийцы и воры, а на самом деле все наоборот: именно там люди сохранили самые лучшие, самые человеческие качества.