(Окончание. Начало в № 43 от 29 октября)

Не в войнушку играем

– Чем занимается Дирекция особо охраняемых природных территорий Республики Тыва, которую вы возглавляете, Чайзу Суван-ооловна?

– Мы охраняем природные комплексы заказников, ведем наблюдения за состоянием их ресурсов. А делаем это, патрулируя эти территории, выполняя рейдовые мероприятия, на местах контролируя соблюдение режима. Для каждой охраняемой территории установлен свой определенный режим охраны.

У нас в Туве – пятнадцать заказников и один природный парк. Их охраняют 19 инспекторов в районах.

Площади у каждого заказника разные, но получается, что и на ста тысячах га, и на тридцати тысячах по одному человеку работают.

Если всю площадь охраняемых территорий – 700 тысяч гектаров – поделить на них, то на каждого инспектора в среднем будет приходиться более 35 тысяч га. Это очень много.

В Красноярском крае эта цифра – 20 тысяч, в Татарстане – 11 тысяч га.

– А как вы малым количеством справляетесь с таким объемом?

– Это непросто, поэтому у меня огромное желание: собрать хороший коллектив. У нас есть опытные специалисты с большим стажем работы, есть и молодые. От случайных людей стараемся избавляться.

Много сотрудников пришло к нам из правоохранительных органов. Они умеют составлять протокол и работать с нарушителями. Но у нас надо не только выявить, поймать и «построить в шеренгу», а еще быть в некоторой степени биологом и наблюдателем. Ошибаются, когда думают, что работа наша – только за браконьерами гоняться и в «войнушку» играть, в которую не доиграли в детстве.

Прежде всего, чтобы эту территорию охранять, инспектор должен ее хорошо знать. Как чабан знает свое стадо, сколько у него скота, где, какая трава растет на пастбище, так и наш инспектор должен знать, где, сколько животных находится на вверенной ему территории.

Большей частью наши инспектора знают свое хозяйство. Но случается, едешь к кому-то в рейд и ориентируешься на его территории лучше, чем он.

Я не требую каждого зайца знать «в лицо». Но узнать какие животные есть у него на территории, куда они ходят на водопой, солонец, в какое время суток и где скрываются, зимуют, можно.

У инспекторов есть дневники, куда они записывают все, что видят, наблюдают, замечают. Мы не требуем, чтобы это были глубоко научные исследования. Хотя будем всячески поддерживать тех, кто хочет учиться дальше или поступать в аспирантуру. Нельзя, чтобы такие кадры ушли на другую работу.

Не потерять то, что имеем

– А зачем нужны природные заказники?

– Не просто так территорию делают охраняемой. Не любую, а тщательно отобранную, ведь это места, наиболее пригодные для роста численности животных.

В качестве напутствия браконьерам хочу сказать: «Не надо охотиться в заказнике. Дайте животным возможность размножиться, расселиться на другие территории, где вы по лицензии сможете спокойно на них охотиться».

Никто не говорит: давайте всю Туву сделаем заповедником, заказником. Не получится, но баланс должен быть. Правильно нас предупреждают люди Запада, мы не должны потерять то, что имеем. А для этого надо, чтобы охраняемые территории были.

За границей человек вытеснил животных на клочки земли, которые остались между городами и поселениями. Если бы на месте сел Сесерлиг, Кара-Хаак и города Кызыла было три мегаполиса, как там, то животные только бегали бы внутри них, как на ладони.

Иностранцы приезжают и спрашивают: «Ну, где животные? Кого вы тут охраняете, покажите». Приходится парировать, что в отличие от Европы, где животных можно увидеть на расстоянии 100 – 200 метров, у нас есть, куда спрятаться, поэтому их очень трудно увидеть.

Что можно и нельзя в заказнике

– Из-за того, что кругом охраняемые территории – пятнадцать заказников и один природный парк – в лесу теперь и погулять нельзя?

– Отчего нельзя, можно. Заказники у нас, в основном, располагаются в таежной зоне, и в них разрешается собирать ягоды, грибы, просто находиться. Но нельзя охотиться, даже если у вас есть лицензия.

На лицензиях, которые выдает Госкомитет по охоте и рыболовству, пишется вид зверя, количество, указывается место охоты вплоть до урочища и местечка, но на особо охраняемые природные территории они не выдаются.

В заказнике нельзя рубить лес, разводить в пожароопасный период костры, строить сооружения, линии электропередач, производить промышленные разработки. Также нельзя создавать новые дороги, а ездить можно только по дорогам общего пользования, если они там имеются.

Мы гордимся тем, что природа Тувы в хорошем состоянии, но это такое хрупкое равновесие, которое легко разрушить. Человечество растет, благосостояние растет, продолжительность жизни растет, потребление ресурсов растет, но они должны восполняться.

Потребляя больше, мы должны и отдавать больше. Охрана природы – это одна из форм поддержания такого баланса.

– В заказнике нельзя рубить лес, а недавний ваш рейд выявил, что его в Балгазынском заказнике рубят с разрешения Балгазынского лесхоза. Как же так?

– В этом случае лесхоз не имел права давать разрешение. Сейчас идет разбирательство по этому факту, и если дело дойдет до законного завершения, лесхоз будет платить ущерб. Хорошо, если это всем станет уроком.

К сожалению, такие прецеденты есть, когда лесхоз дает разрешение на заготовку деловой древесины в заказнике. А это – качественная древесина, живые деревья, из которых строят дома. Если обнаружится, что на территории заказника вырубается деловой лес с разрешения лесхоза, это уже подсудное дело.

Это не военный полигон

– А если у нас почти вся территория сплошь заказники, где людям брать материал для строительства, заготовки дров?

– У нас в Туве достаточно других лесных территорий. Заказники и заповедники, вместе взятые, занимают всего восемь процентов территории республики. В федеральном и республиканском законах, а также в Лесном кодексе указано, что на особо охраняемых территориях разрешены только санитарные рубки.

Учитывая это, мы идем навстречу тем, кто заготавливает дрова. Люди приходят за разрешением в лесхоз. Мы знаем, что у нас есть сухостой и разрешаем его использовать для заготовки дров. После согласования с нами они заключают договор купли-продажи с лесхозом.

Не будем предполагать, что для строительства домов воруется лес из заказников. У нас территория очень большая и лес есть везде. Но, к сожалению, никто в Кунгуртуг не поедет рубить лес, легче добраться до близлежащего заказника.

Доступность наших заказников – наш враг. Рубка леса в заказниках – проблема номер один, приобретающая с каждым годом все большую актуальность.

Огорчает, что в кожуунах часто думают: заповедники, заказники на их территории большой роли в их хозяйстве не играют. Там люди серьезно полагают, что эти территории у них отобраны.

На самом деле, это их земля и хозяйство. И всего один инспектор не может охранять их территории от пожаров, браконьеров и нарушителей, жители должны озаботиться тем, сколько там ресурсов, животных, ягод, грибов, и совместно с нами решать проблемы заказников.

Хорошо, что не везде так. Наши инспекторы в Каа-Хемском кожууне тесно работают с администрацией. Руководство знает свои заказники, гордится ими, не допускает пожаров, поддерживает инспекторов.

– Что должны делать руководители кожуунов, чтобы стать хозяевами заказников?

– Чтобы эти территории интегрировались в экономику района. Особо охраняемые территории могут быть неприкосновенным запасом и кладовой, откуда можно черпать, и черпать рационально.

Наша первейшая задача – сохранить уникальные территории, а вторая, чтобы они еще и пользу приносили. Почему нельзя организовать в селе маленькие предприятия и заготавливать ягоды, орехи, грибы, лекарственные растения? Почему не создать охотничьи хозяйства на смежных с заказниками территориях, получая своего рода подпитку оттуда?

Не надо воспринимать заказники как закрытую территорию, это не военный полигон.

Животные и железная дорога

– Может ли строительство железной дороги отразиться на флоре и фауне заказника, через который она будет проходить?

– Железная дорога проходит как раз посередине Ээрбекского заказника, что нас очень беспокоит.

В заказнике водятся почти все представители таежной фауны: лось, медведь, рысь, росомаха, кабарга. Есть манул, занесенный в Красную книгу Тувы. В семидесятых годах прошлого века там даже снежного барса встречали.

Животные на одном месте долго не живут, у них происходит сезонная миграция. Им нужны места для нажировки, размножения, кормления и выведения потомства. Поэтому в бассейне реки Ээрбек в свое время и сделали заказник.

Долина реки Ээрбек является очень удобным местом для зимовки крупных копытных, которые перекочевывают на юг Уюкского хребта.

Там снега, по сравнению с северной частью, выпадает меньше, поэтому животные зимуют, а весной переваливают через хребет в таежные, более прохладные места.

Отмечу, что экологической стороне проекта строительства железной дороги в нашем министерстве природных ресурсов уделяется серьезное внимание, и с разработчиками проекта проводятся необходимые согласования на всех этапах работ.

Самое главное сейчас – это снижение негативного воздействия железной дороги на природные комплексы в целом.

– Шум строительства и будущих поездов может распугать животных?

– Фактор беспокойства всегда приводит к изменениям. Перережутся миграционные пути животных, и они могут оттуда далеко уйти. Это чревато тем, что снизится поголовье животных.

На стадии разработки проекта мы указали проектировщикам места переходов животных. По задумке инженеров, рельсы будут пролегать по высоким мостам, и звери могут под ними свободно перемещаться.

Понятно, что необходимо время, чтобы животные привыкли к существованию железной дороги. Рядом с дорогой должно вырасти не одно поколение животных, не боящихся ее.

В Канаде на мосту, протянутому с одной горы до другой, сажают для животных деревья, чтобы максимально приблизить его к естественной среде.

Мы не знаем, как наши экосистемы отреагируют на железную дорогу. Чтобы понять это, нам прямо сейчас надо начать мониторинг на территории заказника.

Необходимо построить стационар, где будут проводиться наблюдения не только за животными, но и изучаться влияние железной дороги на лес и воду.

В реке Ээрбек водится хариус, и что будет с ней и с рыбой, будет ли загрязнение воды? Как повлияет железная дорога на мелких животных, на птиц и насекомых? Вопросов много.

Для изучения и наблюдения всех изменений, связанных со строительством железной дороги, нужны серьезные научные силы.

Браконьер – не голодный, а обеспеченный человек

– Кто он, современный браконьер – человек, которого голод погнал в тайгу или тот, для кого охота – царская забава?

– Браконьерами истребляются марал, косуля. Идет охота на кабаргу. Хорошо, что это животное при благоприятных условиях восстанавливает численность быстро.

Составить единый портрет браконьера невозможно. Он разный. Но в основном получается, что браконьер – это обеспеченный человек.

Он должен, естественно, иметь ружье, а ружья у нас очень дорогие. Транспорт должен быть не какой-то «Жигуленок», а «УАЗ» или другой внедорожник, который потребляет недешевый бензин.

Ружье, боеприпасы, экипировка, еда – все это денег стоит. Очень редко бывает, чтобы человек охотился ради пропитания. Получается, что это царская забава.

Были случаи, когда нас пытались убедить в том, что взяли оружие в заказник, потому что боятся ходить в лес, боятся волков или еще кого-то. Всякое придумывают.

– Как ведут себя браконьеры при задержании? Они агрессивны и опасны?

– По-разному. Это зависит от инспектора. Если он груб, ему ответят тем же. Я же пытаюсь максимально объективно отнестись ко всем.

По должностной инструкции, нам нельзя разговаривать на повышенных тонах с любым человеком. Даже при явных признаках нарушения людям нужно разъяснить, что они нарушили, какую статью закона. Территории заказников очень большие и иногда люди не понимают, что они уже не просто в лесу, а на охраняемой территории.

Но бывают случаи, когда надо четко поставить человека на место, если он пытается «надавить» на тебя и ведет себя агрессивно. Но на то нам и даны полномочия.

– Вы хрупкая женщина, а у браконьера – оружие. Не страшно?

– Не могу сказать, что мне не страшно. Конечно, страшно. Особенно, когда не знаешь, что может произойти. По инструкции в рейд нельзя идти одному.

У меня немного случаев, когда ловила браконьеров, и всех ошарашивало то, что их задерживала женщина. Думаю, что это обстоятельство имеет свою положительную сторону, потому что при виде женщины, пусть даже в форме государственного инспектора, агрессия у нарушителя как-то гаснет.

– У тувинцев охота – традиционный промысел. Местные жители, когда их задерживают как браконьеров, наверно, страшно возмущаются, мол, всю жизнь охотимся тут, как и наши отцы и деды.

– Что из того, что он всю жизнь охотился здесь? Пусть человек на этой территории вырос, но если это охраняемая территория, то он нарушает закон.

Ему это надо так втолковать, чтобы стыдно стало, если он на самом деле болеет душой за родные места.

– А были случаи, когда инспекторам угрожали и стреляли в них?

– При мне таких случаев не было. Но ребята могут рассказать о лихих девяностых годах, когда по ним стреляли, и они ходили под прицелом. Бывали случаи, когда мстили за задержание.

И всё это – на глазах детей

– Все лето вы дежурили на озерах Хадын и Дус-Холь. Какие у вас впечатления от работы?

– В нашей республике 15 памятников природы, и все они находятся на территории разных кожуунов. Озера Хадын и Дус-Холь находятся в Тандинском кожууне. Они являются памятниками природы регионального значения.

Кроме них – озера Чедер, Чагытай, Сут-Холь, Кара-Холь, Азас, Торе-Холь, Тере-Холь, Белое, минеральные источники – аржааны Шивилиг, Суг-Бажы, Тарыс, Уш-Бельдир и Хутинский порог являются памятниками природы.

В российской практике памятники природы охраняются муниципальными районами, на территории которых они находятся. Специального штата на них у нас не предусмотрено.

Мы этим летом, организовав дежурство на озерах Дус-Холь и Хадын, практически оголили другие свои территории. Пока инспектор Тапсинского заказника работал на озерах, его 100 тысяч с лишним га оставались без присмотра. Такого риска, думаю, допускать больше нельзя.

Для нас работа на этих озерах стала шоковой терапией – видеть такой поток людей, почти каждый из которых – потенциальный нарушитель.

Невзирая на установленную водоохранную зону 50 метров, все хотели машинами залезть в озеро. Или устраивались так, чтобы можно было выползти из палатки и заползти в озеро.

Нарушались не только природоохранные законы, но и простые правила поведения. Очень трудно было разговаривать с людьми, уговаривать не оставлять после себя мусор, отогнать на 50 метров машину.

Если на Дус-Холь приезжали отчасти те, кто хотел поправить свое здоровье, на Хадын приезжали просто оторваться: выпить, позагорать. И это не только молодежь, но иногда люди немолодого возраста.

Проблемой номер один было вопиющее нарушение водоохранной зоны, а номер два мусор.

В самый пик сезона до трех тысяч человек в день приезжало на озера. Тут хоть тридцать инспекторов поставь, все равно мусор будет горой, потому что отдыхающие постоянно и кучами его выкидывают и оставляют на берегу.

И это все делается на глазах детей, которые потом то же самое покажут своим детям.

Если бы мусор на озерах мы не начали убирать с мая, если бы студенты и школьники не участвовали в акциях по очистке, этих озер не стало бы.

За летний сезон после отдыхающих было вывезено больше восьми «КамАЗов» мусора в Кызыл, потому что поблизости организованных свалок нет. Но мусор остался еще.

Отходы надо не только убирать, но и утилизировать. Если у нас создать систему утилизации хотя бы пластиковых бутылок, это было бы здорово.

Мне за границей очень нравится система разделения мусора. Картон, бумагу складываешь отдельно, бутылки – в другое место, органику – в отдельный мешочек.

Сейчас душа болит, когда выкидываю все вместе. Но мы и здесь стеклянные банки, бутылки и упаковки «ТетраПак» складываем отдельно. Ввести систему разделения мусора можно и у нас в республике.

В Улан-Баторе принимают у населения пластик и увозят в Китай. Если раньше всюду валялись пластиковые бутылки и разлетались по городу целлофановые пакеты, сейчас их нет. Все собирается и сдается.

В Красноярске тоже нет такой проблемы, везде чисто. Там жестяные банки, пластик и стекло утилизируются.

Мы – её часть

– Где в нашей природе слабые места: тонко и может порваться?

– Могут пострадать от человека лес и вода. Сейчас все строятся, начали восстанавливать хозяйство. Люди хотят жить в красивых домах, иметь мебель из натурального материала – это экологично.

Но почему-то мы сегодня так бесстрашны, думая, что лес – это нескончаемый ресурс? Конечно, это возобновляемый ресурс, но чтобы от него получить деловую древесину в нашей сибирской тайге дереву нужно расти сто лет.

Экологическая беда настигла село Эйлиг-Хем, где я родилась. Куда исчезли наши чистые пруды, речка, где мы в детстве купались, арыки, бежавшие по полям и огородам? Сегодня все под Саянским водохранилищем.

Чтобы такого не повторилось, мы должны знать, что в природе все взаимосвязано: вырубим деревья на берегах – высохнут реки и озера.

Для эколога все, что нас окружает – природа. Меня удивляет, когда говорят: «Поехали на природу». Люди в большинстве своем воспринимают себя отдельно от природы.

Нам пора осознать, что мы от природы неотделимы, потому что мы – ее часть.