Анна Петрова – это тот редкий случай, когда художник становится исследователем. Закончив художественное училище, она видела себя в искусстве. Помню ее картины из старой кожи, в которых звучали отголоски прошлого. “Бог-1”, “Бог-2”, “Бог-3”…Создавая эти композиции со странными, архаичными знаками, она словно практиковала в своей жизни старинные обряды, возвращала то, чего человеку так не хватает сегодня. Говорят, что древние ритуалы, знаки сакральных узоров могут быть ключом к пониманию ментальности народа. С такой точки зрения становится понятной страсть некоторых художников к знакам и символам предков. Но некоторым необходимо идти дальше художественно-интуитивного познания прошлого. К ним и относится наша героиня. Она получила образование культуролога. Защитила кандидатскую диссертацию по искусствоведению. Написала ряд научных работ по исследованию чорона, культу коня в изобразительном искусстве…Загадки старинных якутских орнаментов заставляют ее отправляться в регионы Центральной Азии. Монголия. Тыва. Хакасия. Возвращаясь из этих поездок, она спешит поделиться впечатлениями, открытиями. Вот и этой осенью Анна побывала в Казахстане, Кыргызстане, Узбекистане, благодаря гранту, который ей удалось выиграть с коллегой по институту. Прасковья Заболоцкая – кандидат искусствоведения, доцент  кафедры искусствоведения АГИИК.  Анна Петрова - заведующая кафедрой дизайна.           

— Анна, это уже третья твоя командировка в сторону Центральной Азии. До этого ты в основном искала “следы” чорона. В этот раз, как очертила круг интересов?

— Наш проект назывался “Художественный мир в ритуально-обрядовых формах культуры тюркских народов”. Это очень глубокая тема, которая требует длительного исследования. А так как сроки экспедиции были сжатые, то нам удалось лишь обозначить круг вопросов. Прасковья Еремеевна занимается темой “Пространственно-временная организация ритуалов”. Это то, что связано с действием во время обряда. Меня интересует предметное направление — то, через какие инструменты происходит реализация обряда. Поэтому мы решили объединить усилия, в результате чего получился такой интересный проект.

— Тюркский мир Средней Азии – это культура язычества и ислама. В таком смешении культур трудно было ориентироваться?

— Говоря о тюркских народах, мы сразу очерчиваем этот тюркский ареал. Но все-таки мы ожидали увидеть некую однородность в тюркских культурах. Общее, конечно, есть, но, когда начинаешь углубляться, то видишь столько наслоений. Это такой активный регион, который подвергался сильным влияниям, в том числе и исламу.   

В этих странах, особенно в Казахстане, очень сильная научная база. В свое время изучением тюркских ритуалов там занимались многие.

— Как вы выстроили работу? Все ли удалось реализовать?

— Самое интересное — не было ощущения, что ты не дома. Отношение было просто замечательное. Это еще зависит от среды. Ведь есть понятие научного братства. Поэтому они полностью планировали нам все встречи. Они даже больше нас были заинтересованы в проекте. Встречали, как родных, да и говорили, что мы их родственники, уехавшие на север.

В Алматы на встрече с учеными в университете один профессор сказал: “Это не вы должны к нам ездить нас изучать, а мы должны к вам ездить вас изучать. Потому что у вас сохранились те элементы тюркской культуры, которых уже нет у нас”. У них такое убеждение. Считают якутов носителями древней культуры, потомками саков. Разговор в университете был о древности, о истории, об эпосе, о том, сколько якутов живет в Алматы… Они очень хорошо знают наших якутских ученых. Общение на этом уровне достаточно интенсивное.

— Что наиболее ценное почерпнула?

— В первую очередь хотелось бы сказать о встрече с Едиге Турсуновым. Доктор филологических наук, большой знаток обрядов, литературы. Живая легенда Казахстана. Поскольку он специалист по эпосу, то конечно, много знает об олонхо, якутской литературе. С такой радостью встретил нас у себя дома… Мы увидели у него много редких изданий по якутскому эпосу. В том числе и современных авторов. Это говорит о том, что человек в курсе всего происходящего. Меня, конечно, интересовал вопрос о стройности проведения кумысных праздников. У них есть праздник первого кумыса “Кымыс мурундук”. Подобный ритуал есть у киргизов. Наш Ысыах связан с этими праздниками, потому что терминологически и в организационно-структурном плане многое совпадает. Этот праздник у них проводится  ранней весной. Если якуты смазывают маслом сэлиэ (по-казахски жэлэ), то казахи и киргизы – кобылу. После чего, сдаивают молоко и начинают пить. Мы Ысыаху придаем огромное значение. Это начало нового времени, новой изобильной жизни. У них этот ритуал не имеет такого масштаба. Они проводят его в летниках, и это скорее, семейный праздник.

Общались мы с доктором исторических наук Сериком  Ажигали, который изучает культовую архитектуру степи. Среди архитектурных памятников Казахстана – погребальные комплексы,  надмогильные сооружения, которые находятся в степях. В своей работе он проводит параллели с якутским сэргэ. Оказывается, структурно погребальные и поминальные столбы очень близки сэргэ. Ученый подарил нам свою книгу.

Познакомились с исследователями, которые занимаются культом коня, и они тоже знают якутских авторов. Но особенно хорошо им известны наши исследования по шаманизму, поскольку в своих работах по этой теме они очень опираются на якутских ученых.

 - Зная твое неравнодушие к древним орнаментам, ювелирным вещам, подозреваю, что и здесь были открытия.

— Конечно. В Казахстане недавно вышла работа Тохтобаевой “Ювелирное искусство казахов”, где она пишет о казахско-якутских связях. Здесь совпадения на очень древнем уровне. Совпаденческий уровень он тоже разный. Одно дело, когда заимствуешь элементы относительно недавние, другое – когда эти связи глубинные. Совпадения идут в типологическом плане, то есть в комплектности. Это уже важный элемент. У нас есть наспинное украшение “кэлин кэбиhэр”. У казахов есть такого же плана накосные или наголовные украшения, защищающие спину. В техническом плане ажурная резьба совпадает. В орнаментальном плане гравировка почти идентична с якутской. Особенно в убранстве коня, в мужских элементах. Но у казахов украшения разнообразнее, поскольку идет использование камня, золота. Есть ювелирные украшения, декорирующие одежду. Якутские вещи в этом плане более устойчивые, с заданными формами. Казахская культура — это же напластование огромного количества культур. Андроновская, карасукская, скифо-сакский период.

Но параллелей и близости больше ощущается с северными киргизами. Особенно в обозначениях орнаментов и в ювелирных украшениях. Надо иметь в виду, что у этих народов сильно мусульманское влияние, особенно, если говорить о южной части. Там орнаментальные традиции изменились. Если тюркский орнамент — это в основном роговидная орнаментация и растительная форма, то в мусульманский период, даже если узор имеет фон, иногда он бывает конгруэнтный. Это когда узоры и фон занимают одинаковую площадь. При этом узор читается как фон, фон читается, как узор. В тюркской традиции орнаментальное поле более сдержанное, чистое. Мусульманская традиция склонна к полному покрытию поверхности. Это видно в коврах, сосудах. Ярче всего проявляется в Узбекистане.

К сожалению, в Казахстане мы не встретились с носителями традиционной культуры, поскольку были только в Алматы. В основном, работали в Институте истории и этнологии им.Валиханова и в Институте литературы и искусства им.Ауэзова.

— Но, наверное, и недели мало, чтобы почувствовать атмосферу города…

— Это же огромный город, он нас впечатлил. Нам пришлось поплутать по нему, потому что они сейчас заняты переименованием улиц. Старые советские названия сменяют на казахские. Они очень широко используют казахский язык, но и на русском говорят массово. Очень много казахов, которые не говорят на родном языке. В основном это люди старшего поколения, выросшие в СССР. Казахи очень трепетно относятся к своей 20-летней независимости. Это всегда подчеркивается.  

Меня особенно восхитили издания по искусству. Фонд Сороса у них долгое время работал, и благодаря этой поддержке у них вышло большое количество книг по традиционному искусству. Немецкий Фонд имени Гете поддерживает музеи.   

 — В Кыргызстане и Узбекистане у вас было меньше времени?

— К сожалению, так получилось. Зато в Кыргызстане нам удалось побывать не только в Бишкеке, но в Таласской долине и в Чолпон-аты. Люди, природа, все это нас поразило.  

Талас – это очень древняя долина, где проводилось много археологических раскопок. В небольшом городке Таласе нам удалось встретиться с бахшы. Так киргизы называют целителей, ясновидящих. Она нам рассказала о проведении обряда арчы, который так же, как у нас, является очищающим. Для этого они поджигают древовидный кустарник арча, дым от которого обладает очищающим свойством.

— Получается, что обряд связан с этим растением?

— Да и это очень интересно. Она провела обряд. Рассказала о жестах и словах молитвы.

Также мы побывали в киргизской семье, которая придерживается традиционного уклада. Увидели замечательные изделия из войлока. Это то, что меня особенно интересовало. Я убедилась, что традиционная форма все-таки живет. Войлок в Кыргызстане великолепно обрабатывается, из него делаются вещи массового потребления. В Бишкеке была в антикварном магазине, и осталась бы там (смеется). Вышивки, войлочные ковры, которые делают в аулах, и привозят на продажу.

— Купила себе что-нибудь?

— Купила тушкизы. Это настенное украшение с орнаментальным декором, который вышивался вручную. Тушкизы носили сакрализованный характер, и вешались в юрте над кроватью. Я приобрела несколько таких вышивок 1950-х годов. Сувенирное производство у них очень развито и оно не такое дорогое, как у нас.

Очень понравился музей изобразительного искусства в Кыргызстане. У них масштабы другие, их больше, это не периферия, и взаимообмен с сопредельными регионами там интенсивный. Это все отражается в искусстве. Они работают гораздо свободнее, чем мы. Академические формы продолжают развиваться, но национальное никуда не уходит. Много художников, которые экспериментируют. Я была в мастерской скульптора Турумбекова, который создал большое количество скульптур, пополнивших музеи. Он получил образование в институте имени Репина. Создает очень интересные работы, в которых соединяется реализм с абстракцией и национальной формой.

— Судя по всему, очень насыщенная и разнообразная была поездка…

— У нас ежедневно были поездки, встречи. Побывали в Академии наук Кыргызстана, Кыргызско-славянском университете. Работали с информаторами, художниками, которые занимаются традиционными искусствами.

Если говорить о ситуации в республике, то даже осенью апрельские события были очень живы. Чувствуется противостояние севера и юга. Якутяне, которые там живут, говорят, что было очень страшно. Перестрелки на улицах, сильные волнения. В Бишкеке живет моя подруга. Она – живописец, муж — известный скульптор. Поэтому о ситуации мы могли судить не глазами туристов. Когда поехали в Чолпон-ату, у нас интересовались — “а как у вас там ситуация”… Они все устали от политической нестабильности, которая порождает напряжение. Перед Домом правительства висели фотографии погибших, живые цветы, свечи.

В Бишкеке, гуляя по центральной улице, забрела на один дом. Классический фасад в стиле 19 века, небольшая мансарда, колонны. Но заходишь во двор, и видишь  айван. На юге в традиционных домах есть открытые террасы, где отдыхают, пьют чай. Это двоякий дом, который имеет классический фасад, но изнутри остается восточным. И этот тип дома очень символичен. Живя по законам государства, в бытие своем мы придерживаемся интересов того места, в котором живем. 

Потом мы отправились в Узбекистан, но, к сожалению, мы там были недолго. А я так мечтала добраться до Самарканда и увидеть гробницу Тамерлана. Мы побывали в музее изобразительного искусства, где были представлены традиционные ремесла. Поговорили с сотрудниками. Потом сразу выехали в Казахстан.

 — После всего увиденного, как ты думаешь – жизнеспособны ли традиционные формы культуры? Или это интерес групп людей — ученых, художников?

— Сейчас идет унификация, глобализация, которая касается всего. Может ли традиционная культура дальше жить и стать частью нашего бытия? Я, к сожалению, стала приходить к выводу, что нет. Конечно, у них есть старики, которые держат это. Но представьте себе Алматы…Это крупный город, урбанизированное население. Есть ли у них необходимость продолжать эту традиционную культуру? Пытаться в нее войти? Потреблять ее? Вряд ли. Человек всегда выбирает то, что ему удобно, хорошо. К чему неизбежно идет и Якутск.

В Алматы я встречалась Лялей Рымбековной Турганбаевой. Она доктор архитектуры, дизайнер. Мы говорили о том, насколько функциональны традиционные формы. В этом плане в Казахстане появился опыт работы. Они умеют не только вписывать элементы национальной культуры в дизайн, архитектуру, но и творчески их перерабатывать. Их дизайнерские школы были открыты еще в 1993 году. Дизайнерские вещи с национальным элементом можно увидеть в одежде, интерьере, ювелирном деле. А если посмотреть на Астану, то там очень много элементов традиционной культуры использовано в архитектуре.  

За 20 лет они очень много достигли. Я говорю об этом с уверенностью, потому что видела Алматы не из окна гостиницы, а живя у своей троюродной сестры. Она в 1980-е уехала учиться в консерваторию, вышла замуж за казаха и осталась там.

Она преподает в музыкальном училище. Муж у нее успешный. Очень хорошо живут. Конечно, нас, как исследователей, больше всего поразили их научные достижения. Они полностью написали историю казахского искусства с древнейших времен. Я жалела, что не знаю казахского языка, потому что увидела массу научной литературы на казахском.  

Еще запомнилось общение с Сеитом Каскабасовым. Это величина. Директор Института искусства и литературы им. Ауэзова. Такой приятный разговор был, в конце которого он сказал такую фразу: “Вы какие-то неправильные тюрки…” Наверное, это касалось вопросов государственности, религии… Из всех тюрков мы православные, у нас неякутские имена, мы живем на севере. Я говорю ему, что у якутов очень сложная историческая судьба. Кто еще из тюрков проделал такой путь в пространственно-временном измерении? И потом… нас 450 тысяч, а не 7,5 миллионов, как казахов.

— Но и у них до сих пор нет единого мнения на свое историческое прошлое. Официальная история, написанная во времена СССР, не может удовлетворить казахов. Если верить тому, что написано в советских учебниках, то можно выпасть из хода Истории…     

— Это обида всех малых народов, которые оказываются под властью единого государства. Это еще связано с тем, что в истории существует недооценка цивилизации кочевых народов. Человек материален. Он считает, что если культура не оставила громадных каменных глыб, дворцов, то ее могло не быть. Но кочевники жили подобно ветру. О величии скифской культуры можно судить по крупицам разных материалов по всей Евразии. Кочевники не склонны к постоянству, которое сохраняется в пространстве. Об этом очень хорошо сказала исследователь Антонова: “Если мир земледельца конструируемый, то мир скотовода переживаемый”.