Последнее путешествие Ричарда Фейнмана 

(отрывки из книги Ralph Leighton «Tuva or Bust or Richard Feynman's Last Journey». New York, 1991.
Перевод Д. И. Оюн)

К читателю 

Ричард Фейнман (1918-1988) - выдающийся физик, профессор, преподавал в Калифорнийском Технологическом институте (КалТех) с начала 50-х до конца 80-х годов прошлого столетия. По окончании Принстонского университета Фейнман был пригла­шен в Лос Аламос для работы над проектом «Манхэттен». Шутки ради временами он оттачивал навыки по взламыванию сейфов. Однажды вскрыл нес­колько комбинационных замков, за которыми хранились все секреты атомной бомбы. На «месте преступления» оставил записку, на которой красными чернилами небрежно указал на ненадежность системы охраны одного из главных секретов страны.

В конце жизни его снова призвали на госслужбу, на этот раз для работы в комиссии Роджерса по расследованию обстоятельств (трагической) гибели космического корабля «Чэлленджер». И снова шутки Фейнмана вызвали шок у персонала строгого истеблишмена: на одном из открытых слушаний он зажал кусок резинового кольца ско­бой и погрузил его в ледяную воду. Его «мини-эксперимент», убеди­тельно продемонстрировавший недостаток эластичности резины при низких температурах, свел на нет все попытки НАСА напустить тума­на в этом деле и вскрыл истинные причины катастрофы.

Он был коллегой моего отца, которому довелось редактировать «Лекции Фейнмана по физике». И Ричард иногда бывал в нашем доме. Однажды, когда я учился уже в старших классах, меня навестил мой друг Томас Рутисхаузер, такой же музыкальный фанат, как и я. Мы были наслышаны о том, что Фейнман был почти профессионалом в иг­ре на ударных, поэтому попросили его составить нам компанию.

- Да, но у меня нет с собой барабанов, - сказал он.

- Ничего, - заметил я. - Вы можете использовать один из этих журнальных столиков. 

Попробовав их на звук, увле­ченный видимо нашими с Томом рит­мами, он притянул к себе один из «инструментов» и застучал. Так начался один из самых счастливых периодов моей жизни! Наше трио собиралось каждую неделю на бит-сейшн. Мы стучали на столах, на африканских бонго, ....конга, на всем, что стучалось. В короткие перерывы Фейнман рассказывал нам о каком-нибудь из своих удивительных приключений.

Десять лет назад мне выпало принять участие в одном из таких приключений. И хотя этот «странный тип» (как любил себя называть Фейнман) был моим спутником не во всех перипетиях этой долго­играющей авантюры, я постепенно все же заразился от него неис­сякаемой жаждой жизни во всех ее проявлениях и более всего его страс­тью к непредсказуемому. Так складывалось, что многое из того, что с нами происходило на этом пути, вовсе не приближало нас к конечной цели. Но если бы мы не взялись за это, то пропустили бы всю эту замечательную историю.

Фейнман сравнивал приключения с рыбной ловлей: нужно сна­чала терпеливо часами ждать, прежде чем произойдет хоть что-нибудь стоящее. Вообще-то я никогда не слышал, чтобы Фейнман рыбачил. Но если бы он все-таки отправился на озеро с удочкой, я уверен, он бы только подтвердил то, что известно всем рыбакам в мире: разо­чарование наступает лишь в том случае, если ты заранее решил, что цель твоего похода на рыбалку - поймать рыбу.

То же самое и в жизни. Думаю, что чтение этой истории будет более всего занимательным для тех, кто не решил для себя заранее, о чем все-таки эта книга.

Пасадена, Калифорния,

Шагаа, 1991. 

В ТУВУ ЛЮБОЙ ЦЕНОЙ!

1. Нет такой страны!

Со стола убирали тарелки, а я еще разбирался с салатом - обязательной составляющей еженедельного ритуала в доме Фейнмана, сложившегося в последнее время. Ричард, восседавший как всегда в се­верной части огромного стола, обменивался шутками с сыном Карлом. Тот вместе с гостем занимал длинный восточный край застолья. На юге сидела Гвинет, контролировавшая равномерное перемещение блюд по всей площади стола. Дочь Мишель оккупировала запад.

Шел 1977 год, был конец лета. Мишель ожидал 2 класс местной начальной школы, а Карл готовился к занятиям в средней школе Паса­дены, где я преподавал математику и вел тренировки по водному поло.

- Математика математикой, - заметил я, - но, что я действи­тельно люблю, так это географию. Если бы я вел уроки географии, я бы приносил на занятия радиоприемник и мы слушали бы BBC или Ра­дио Radio Nederland. Мы бы играли в названия, как когда-то мы с братом, перебирая все страны мира. Ну, вы знаете, это когда пос­ледняя буква страны, например, Лихтенштейн, значит «Н» становится первой следующего названия. Например, Непала.

- Или Нигерии, Нигера, Никарагуа, - продолжил Карл с легким йор­кширским акцентом, точно таким же как у его матери.

- Исчерпав страны, - размышлял я, - мы переходили к про­винциям. Знаете ли вы, что, например, провинция Амазонас есть в трех разных странах?

- Так, - задумался Карл. - Видимо Бразилия, Колумбия, Перу?

- Неплохо, - оценил я. - Но третья в этом ряду Венесуэла, хотя дей­ствительно на Перу приходится больший отрезок Амазонки, чем на Венесуэлу.

- Так ты утверждаешь, что тебе известны все страны мира? - вмешался Ричард. В его голосе были слышны знакомые загадочные нотки, которые предупреждали жертву о нависшей над ней опасности.

- Конечно, да - кивнул я, заглатывая очередную порцию салата и готовясь к атаке, которая неизменно должна была последовать.

- Хорошо. Тогда скажи мне, что произошло с Танну-Тувой?

- Танну что? - переспросил я. - Я никогда не слышал этого названия.

- В детстве я собирал марки, - продолжил Ричард, - и в моей кол­лекции были великолепные треугольные и ромбовидные марки. Их выпускали в стране Танну-Тува.

Я насторожился. Мой брат Алан, тоже филателист, десятки раз одурачивал меня, когда мы играли в названия островов. Он скоро­говоркой выпаливал какое-нибудь экзотичное название типа «Айту­таки», и когда я требовал доказательств, торжествующе вытаскивал свой каталог и показывал мне пару марок с этим островом. Я перестал сомневаться, а он все наглел и наглел, выигрывая одну игру за другой. В итоге я поймал его на «Акнаки», которая с его подачи выступала как часть небольшого атолла на юге Тихого океана, а я же смутно при­помнил, что неделю назад он утверждал, что Акнаки - это река в Мав­ритании.

В общем, я слегка напрягся и заявил: «Сэр, такой страны не су­ществует!».

- А вот и существует, - настаивал Ричард. - На карте 30-х годов она была вытянутым фиолетовым пятном рядом с Внешней Мон­голией. С тех пор я ничего о ней не слышал.

Если бы я остановился и хотя бы на миг задумался, то вспомнил бы, что коронным номером Ричарда было - сказать что-то неве­роятное, оказывающееся в итоге сущей правдой. Но вместо этого я начал затягивать накинутую на мою шею удавку: «Единственные гра­ни­чащие с Внешней Монголией страны - это Китай и Советский Союз, - твердо заявил я. - Могу показать на карте».

Я заглотил остатки салата, мы встали из-за стола и проследовали в гостиную, где хранилась Британская Энциклопедия, любимая книга Ричарда. В ее последнем томе был атлас. Мы открыли карту Азии.

- Вы видите? - победоносно спросил я. - Здесь нет ничего кроме СССР, Монголии и Китая. Ваша «Танну-Тува» видимо находится где-то в другом месте.

- Посмотрите сюда! - Карл указал в книгу, - Тувинская АССР. На юге окружена горами Танну-Ола.

К северо-западу от Монголии и в самом деле примостилась тер­ри­тория, которая вполне возможно когда-то была Танну-Тувой. «Меня снова поимел коллекционер марок!» - подумал я.

- Взгляни-ка! - заметил Ричард. - Ее столица называется «К-Ы-З-Ы-Л».

- С ума сойти! - пробормотал я. - Ни одной нормальной гласной!

- Мы должны там побывать, - заявила Гвинет.

- Точно! - воскликнул Ричард. - Место с названием «КЫЗЫЛ» просто обязано быть интересным!

Мы с Ричардом обменялись многозначительными ухмылками и пожали друг другу руки.

Все вернулись в столовую. Нас ожидали чай и десерт. Разговор продолжился. На ум пришел почти классический вопрос: «А почему ты поднимаешься именно на эту гору?». У нашей горы была невысокая категория сложности, но добраться до места в самых глубинах Азии, территории под контролем СССР, наверняка будет непросто. И то, что мы этот вызов судьбы приняли, объяснялось, пожалуй, причинами более глубинными, чем не менее классический ответ на него: «Потому что она называется К-Ы-З-Ы-Л!».

Мы стали обсуждать, как можно достичь этой цели. Прежде все­го, Ричард мог бы выступить в Москве с серией лекций по физике, после чего мы все могли отправиться в Кызыл. (Правда, для любого путешествия в таких обстоятельствах лучше настоять на том, что Тува было первым пунктом в этом плане. Кто знает, какого рода «слож­ности» могли возникнуть после лекций). Но побывать в Туве вот так просто - это было равносильно тому, чтобы долететь до вершины горы на вертолете.

Ричарду доводилось и раньше путешествовать по отдаленным уголкам планеты. Гвинет вспомнила, как несколько лет назад они с дру­гом и одним аспирантом-мексиканцем совершали горный переход по северо-западу Мексики. Они спустились в каньон Барранка де Коб­ро - по размерам и глубине он превосходит Гранд-Каньон, - где встретили индейцев племени Тарахумара. Племя вело изолированный образ жизни и чужаков здесь видели редко. Ричард предусмотрительно накануне взял в университетской библиотеке словарь тарахумара-испанский и даже выучил пару фраз. Но когда он обратился к ним на родном языке, индейцы решили, что он чиновник Мексиканского правительства! Только после того, как он убедил их в обратном, та­рахумарцы предложили Ричарду как почетному гостю отведать мест­ного алкогольного напитка. (Ричард, обычно не употреблявший спир­тного, на этот раз сделал исключение). Гвинет и Ричарду так по­нравилось в этих местах, что через год они снова сюда вернулись.

После обеда мы с Ричардом продолжили еженедельное Риту­альное действо - поднялись на второй этаж в студию на традиционный бит-сейшн. И хотя нашим совместным барабанным сеансам насчи­тывалось уже лет десять, это «примитивное» занятие ничуть не поте­ряло своей привлекательности.

В один из перерывов Ричард подошел к книжному шкафу, доверху набитому книгами, техническими документами, экзоти­чес­кими ударными инструментами и мольбертами. Вскоре он вытащил оттуда потрепанную тоненькую книжку, раскрыл ее. Это был атлас 1943 года. И в нем на карте Азии рядом с Внешней Монголией было то самое фиолетовое пятно под названием Танну-Тува.

2. Сорок пять снежный я

Школа захлестнула меня с головой, не оставляя ни одной сво­бодной минуты. Обычно мой день начинался в 6 утра с тренировок ватерпольной команды, затем следовали 5 уроков коррективной ариф­метики и начальной алгебры, а потом снова бассейн с ватерполистами. Практически все мои выходные занимали тренировки, но два из них в ноябре в этом плотном графике стали счастливыми исключениями. В высвободившиеся дни мы с Ричардом смогли съездить в Сан-Фран­циско, где по приглашению небольшой балетной труппы, раз­мес­тившейся в особняке Элк Лодж неподалеку от площади Юнион, дол­жны были аккомпанировать их спектаклю.

Год назад мы сочинили, а затем и исполняли музыку к балету «Циклические предрассудки», поставленному этой же труппой. Наша «музыка» целиком и полностью состояла из ударных битов, что для Ричарда было вполне в порядке вещей. Музыку в общепринятом смысле - с аккордами и мелодиями - он называл не иначе как «ритмы, осложненные нотами» - никому не нужное излишество.

«Циклические предрассудки» имели оглушительный успех: три десятка зрителей, собравшихся в зале, восторженными аплодис­мен­тами принимали балет. В постановочных планах на этот год значился «Продавец слоновой кости». Нашей задачей было музыкально офор­мить взаимодействие двух культур - колонистов и африканских або­ригенов - опять же исключительно посредством барабанных ритмов.

Репетиции проходили по вечерам в пятницу и субботу, а сам спек­такль - в воскресенье. В один из высвободившихся субботний полдень мы прогуливались по Сан-Франциско. Разговор коснулся Тувы. «Давай заглянем в местную библиотеку, - предложил Ричард,  - там очень приличный выбор книг».

Через полчаса мы были уже в Цивик (Гражданском) центре, квар­тале европейской застройки. Здания здесь плотно окружали ряды аккуратно-постриженных марроньеров - деревьев, распространенных по всей Франции. Библиотека находилась напротив мэрии, где в 1945 году прошло первое историческое заседание Организации Объе­диненных Наций. Пока мы поднимались по широкой каменной лест­нице, Ричард предложил на спор найти в этой библиотеке фото с изображением Тувы.

После беглого знакомства с каталогом стало ясно, что вряд ли мы сможем найти здесь хоть что-нибудь, связанное с Тувой. Ничего похожего на «Танну-Тува», «Тува» или «Тувинская АССР» в оглав­лении не значилось. Имелся раздел по Центральной Азии, но в нем бы­ли Ташкент, Самарканд и другие подобные им места.

Ричард отправился к полке с книгами «Сибирь: зарисовки и путешествия», а я все еще  рылся в справочно-библиографическом отделе. В своих поисках наткнулся на Большую Советскую Энци­клопедию 1953 года издания. В одном из ее томов обнаружил статью о Кызыле и здесь в центре страницы черно-белое фото - заветная кар­тинка из тувинской жизни! - с изображением Дома Советов, нового здания правительства Тувы. Его архитектура мало чем отличалась от здания американского муниципалитета, расположившегося напротив библиотеки. У входа стоял одиноко припаркованный странный авто­мобиль, не отбрасывавший тени, как будто его позднее вручную при­рисовали на этом фото.

В волнении я бросился за Ричардом. Он был все в той же секции «Сибирь: зарисовки и путешествия», погруженный в чтение очередной находки «Дороги к забвению». Название говорило само за себя. Ав­тора книги Владимира Зензинова царь отправлял в ссылку не раз и не два, а трижды. Дважды ему удавалось бежать, на третий раз его ре­шили сослать в места действительно глухие и отдаленные, откуда сбежать уже было бы точно невозможно. И хотя местом последней ссылки оказалась вовсе не Тува, Ричард был полностью захвачен этой удивительной историей.

В следующие выходные мы играли спектакль «Продавец сло­новой кости» перед 15 зрителями, едва набравшимися из числа друзей и родственников актерского состава. Удрученный видом такого боль­шого количества свободных мест в зале, я заметил: «Мне это напо­минает ужин в пустом ресторане».

- Если вас вкусно кормят, разве остальное имеет значение? - парировал Ричард, - Просто играй, как можно лучше. Помни, для чего мы здесь, парень, - мы сочиняем и играем музыку для балета!

Это было необычный способ времяпрепровождения для профес­сора физика и школьного учителя математики, но мы действительно сочиняли и играли музыку для балета, и Ричарду это было очень по ду­ше. При этом он категорически не принимал утверждение Сэмюэля Джон­сона по поводу собаки, научившейся ходить на задних лапах: «У нее не очень хорошо это получается, но вас не может не удивлять, что она вообще способна на это!». В программке спектакля соответственно скромно умалчивался тот факт, что у аккомпаниаторов несколько иные профессии.

Через месяц на Рождество дежурную семейную церемонию вру­чения подарков в виде виниловых дисков нарушил мой брат Алан. Он презентовал мне несколько треугольных и ромбовидных марок Тувы, выпущенных в 30-х годах, о которых так увлеченно говорил Ричард. На них были запечатлены захватывающие дух сцены: всадник на пол­ном скаку; стрелок, натягивающий с опорой на колено тетиву лука; сцепившиеся в схватке борцы; охотники, целящиеся в свою жертву с близкого расстояния (вполне допустимая для почтовых марок художественная натяжка!) и целый ряд диких и домашних животных: от лис и соболей до яков, верблюдов и оленей. Такое огромное раз­нообразие видов в таком маленьком уголке Земли казалось Неве­роятным! Быль или выдумка сюжеты этих марок? По краю отдельных марок был странный узор, напоминающий карнавальные маски или что-то в этом роде, и еще слова POSTA TOUVA, выписанные лати­ницей так, как будто эти места когда-то были французской колонией.

В рождественские каникулы я побывал в библиотеке Кали­форнийского Университета. Там в залежах книг обнаружил «Неиз­вестную Монголию» (Unknown Mongolia, 1913, London) английского исследователя Дугласа Каррутерса и десяток других книг о Туве. У Кар­рутерса Тува фигурировала просто бассейном Верхнего Енисея, а население республики он называл урянхайцами. Все эти книги, за ис­ключением «Неизвестной Монголии» были на русском языке, значи­тельно превосходящем по сложности даже немецкий. Но у Ричарда был ключ к нему: математические формулы строятся из греческих символов, а греческий, в свою очередь, лежит в основе русского языка, поэтому Патрону удалось расшифровать в них отдельные абзацы. Я же обзавелся карманным русско-английским словариком и справлялся в нем по каждому слову.

На одной из этих библиотечных книг была фотография. На ней здание правительства - деревянная изба, а рядом великолепная белая юрта. Мы не удержались от шуток по поводу президента Тувы, про­водящего сиесту в Белой юрте.

В другой было сразу несколько фото Кызыла. Здание прави­тельства нам было уже знакомым. На остальных были запечатлены штаб-квартира республиканской партии, почта и гостиница. Так как сделаны были эти снимки с разных точек и включали сразу несколько зданий, то сопоставляя их, мы смогли по кусочкам собрать при­близительную карту Кызыла. Ни на одном из фото не было более од­ного авто.

Одна из фотографий привлекла мое внимание немного позднее. Школа № 2. Из чего я сделал вывод, что в Кызыле должно быть соот­ветственно, по крайней мере, две школы. Я понял, что именно к ним и должны быть адресованы мои послания в Туву: я - учитель, так почему бы не написать тувинскому коллеге и не спросить, каким образом его или ее можно навестить. И хотя поиски информации о Туве были уже сами по себе занимательны, тем не менее нашей основной целью все же было попасть в Кызыл, и мы к ней пока не приблизились ни на йоту.

Я связался с Мэри Флеминг Цирин, с которой приятельствовал в пору своего студенчества в Калифорнийском университете, она тогда писала диссертацию по русскому языку. Мэри вспомнила меня и со­гласилась написать короткое письмо УЧИТЕЛЮ школы № 2 города Кызыла. Ради справедливости я отправил такое же письмо и в школу № 1, Кызыл, Тува, СССР.

Весной, когда закончился тренировочный цикл по плаванию и соответственно сошли на нет мои тренерские обязанности, я поехал в библиотеку Университета Южной Каролины, где внимательно про­шту­дировал записи по иммиграционным картам, выданным с 1900 по 1950-е годы, на предмет, не переселялся ли кто-либо в эти годы из Тувы в Америку. Специального раздела по Туве не было, а вот нес­колько монголов и «других» (как они фигурировали в картотеке) в каж­дый год из этого полувекового периода обращался в американское консульство за видом на жительство.

На случай, если кто-либо из категории «других» мог оказаться ро­дом из Тувы и вдруг осел на жительство в Лос-Анжелесе, я обзавелся персональной автотабличкой, вмонтировал ее в самодельную рамку с над­писями «Mongol Motors» и «Kyzyl», где сверху и снизу фигурировало слово TOUVA. По крайней мере коллекционер ту­вин­ских марок за рулем сразу мог бы его узнать и просигналить в качестве приветствия.

Здесь же в библиотеке Университета Южной Каролины я обна­ружил и статью, в которой утверждалось, что Кызыл - советский го­род атомщиков. Это следовало из того, что Тува изолирована и окружена горами, богатыми ураном. Другая статья в Christian Science Monitor сообщала:

«...Согласно официальной версии Танну-Тува... попросила о вхож­дении в состав Советского Союза. Соответствующее разрешение было получено, точно также как 4 года до этого оно было дано трем прибалтийским республикам.

В случае с Танну-Тувой открытие больших залежей урана, впер­вые обнаруженных в Советском Союзе на пороге атомного века, ви­димо и является причиной для изменения правового статуса рес­публики».

«Да-а-а, - подумалось, - если Кызыл - это советский Лос-Аламос (центр ядерной физики в США), то вряд ли КГБ поверит в то, что фи­зик Ричард Фейнман хочет там побывать исключительно из-за необычности его названия».

Летом 1978 года сразу после участия в первых соревнованиях шта­та Южная Каролина на самый забавный, причудливый прыжок в воду, прошедших в Лос-Анжелесе, я вылетел в Европу в турлагерь на Балканах. Ричард в это время побывал на приеме у врача с жалобой на боли в желудке. Вскоре его прооперировали. Врачи удалили 14 фунтов раковой опухоли размером с футбольный мяч, разрушавшей его почки и селезенку. Остаток лета ушел на восстановление.

К моему возвращению из Европы никаких писем от коллег из школы № 2 и 1 так и не пришло.

Осенью начался очередной учебный год, на этот раз не обре­мененный тренерскими обязанностями. Но с другим значимым для меня изменением: в довесок к четырем урокам математики мне дали одно занятие по мировой географии. Конечно же, мои студенты были просто обречены на знание хотя бы малости о затерянной в глубинах стране Танну-Тува. Но были и более значимые темы для обсуждения: мир узнал об ужасах режима красных кхмеров в Камбодже; Иран в смятении, шахскому режиму угрожал высланный исламский лидер Аятолла Хомейни; после всего 33-дневного правления Папы Джона Павла I место скоропостижно ушедшего из жизни главы католической церкви занимает польский кардинал Кароль Войтыла, впервые за последние четыре столетия папа-не итальянец. На Ближнем Востоке Моаммар Кадафи недоволен Анваром Садатом за подписанные по­следним Кемп-Девидские соглашения с израильским премьером Ме­нахемом Бегином. Кстати, в этой связи мне пришлось объяснять, по­чему в учебнике по географии 1960 года Ливия и Египет фигурировали как союзники в борьбе против Израиля.

В графике 1978 года никаких балетных постановок и соот­ветственно наших аккомпанементов не значилось, тем не менее мы с Ричардом продолжали наши совместные бит-экзерцисы. Поводом для наших разговоров о Туве становились обычно мои письма, которые я не уставал строчить в колледжи и библиотеки США и Англии. Но однажды с новостями появился Ричард. Он показал мне крошечную за­метку в несколько строк, которую он обнаружил в «Лос-Анжелес Таймс» (Los Angeles Times). В ней сообщалось, что при раскопках в Тувинской АССР найдена золотая фигурка скифского времени, изо­бражавшая охотника, собаку и дикого кабана.

«Я собирался написать на «Радио Москвы». У них есть про­грамма «Московская почта», - рассуждал я, - Я спрошу их о скифской находке. Может быть у них есть ее фото».

В рождественские каникулы я поехал в Вашингтон навестить старого школьного приятеля. Удалось побывать и в Библиотеке Кон­гресса. В картотеке оказались «золотые россыпи» книг по Туве. Так как народ с улицы к полкам с книгами не допускали, я передал слу­жащему 12 заявок с шифрами найденных книг. Через полчаса меня ожидала лишь половина из заказанного, остальные 6 книг найти не смогли. Неужели еще кто-то помимо нас увлечен Тувой?

Старший библиотекарь пояснил, что книги часто переставляют с их законных полок. Увы, это довольно распространенная практика и ничего удивительного в том, что нашли лишь 6 из 12, нет.

Мое недоумение улетучилось, как только я взглянул на книги, которые все же удалось разыскать. Три из них были настоящими жемчужинами. В первую очередь, карманный тувинско-монгольско-русский разговорник. Следующая жемчужина была пообъемнее - книга Отто Мэнхен-Хельфена «Reise ins asiatische Tuwa». Фотографии из книги в точности повторяли сюжеты известных мне тувинских марок 30-х годов. Книга была издана в 1931 году и это совпадение было вполне объяснимо. (Действительно, когда я позднее снова рас­смотрел свои марки, то заметил, что картинка на 3-копеечной марке в форме ромба 1936 года, как будто сошла со страниц книги Мэнхен-Хельфена, правда в зеркальном отражении).

Чтение первого абзаца книги «Reise ins asiatische Tuwa» с лихвой вознаградило мои многолетние школьные мучения над заданиями по немецкому - я вполне сносно вникал в суть дела. (Этот отрывок из книги перевел мой брат Алан).

«Эксцентричный англичанин, из тех, кого так любил живописать в качестве главного героя своих повествований Жюль Верн, путешествовал по свету с одной-единственной целью - установить в центре каждой части света мемориальный камень с надписью: «Я был здесь в центре этого континента в этот день», - и ставил дату. В Африке, Северной и Южной Америках уже имелись соответствующие надписи на камнях, когда он отправился проделать то же самое в сердце Азии. По его расчетам сердце находилось в верховье на берегу Енисея, в китайской провинции Урянхае. Богатый, выносливый и упрямый, как и большинство подобных ему чудаков, он с честью преодолел все трудности и невзгоды, выпавшие на его долю, и достиг своей цели. Я увидел этот камень летом 1929 года. Он находится в поселке Салдам, в Туве - так теперь называется Урянхай, - в рес­публике скотоводов, расположенной к югу Сибири, между Алтай­скими горами и пустыней Гоби, на азиатской земле, почти не­доступной для европейцев.

Значит мы не одни и есть еще кто-то, увлеченный Тувой. У нас появился единомышленник родом из XIX века.

Третьей жемчужиной из фондов Библиотеки Конгресса стала тонкая маленькая брошюра, что-то типа путеводителя на русском языке. Из цифр и таблиц я мог догадаться, что речь в основном шла об увеличивающемся росте производства всего и вся - привычный словопоток о «прогрессе при социализме». Там была и карта Кызыла с рисунками отдельных  зданий. Я сразу же узнал новое здание прави­тельства, партийную штаб-квартиру, почту, гостиницу и драма­тический театр. Троллейбусная линия (ветка) соединяла аэропорт с центром города. Я сделал ксерокопию карты, чтобы по возвращении в Калифорнию показать ее Ричарду.

В брошюре была также и карта-схема всей страны с нари­со­ванными фигурками различных животных: на северо-востоке - лисы и олени, на юге - верблюды, на западе - яки: все на расстоянии 150 миль от Кызыла. Подумалось, вот опять то же самое уникальное раз­нообразие животных. Может быть Туву с марок 1936 года и из книги Мэнхен-Хельфена еще можно найти сегодня за пределами Кызыла.

Как посетителю со стороны мне не позволялось уносить книги с собой, мне придется позднее заказать их через свою местную биб­лиотеку. Со страхом я молил Бога, чтобы за это время их не пере­тасовали на полках и не потеряли таким образом навсегда.

По возвращении в Калифорнию я обнаружил в накопившейся почте ответ на свое письмо в редакцию «Радио Москвы». В нем говорилось, что они не располагают информацией о скифской скуль­птуре из золота, и сообщалось, что 17 января один из выпусков ра­диопрограммы «Путешествуем по Советскому Союзу» (Round about the Soviet Union) будет посвящен Туве. Как здорово, подумал я, что мы вовремя им написали.

3 января за две недели до назначенного эфира для выбора оп­тимальной частоты для приема качественного сигнала я настроился на передачу. Диктор объявил: «Сегодня наша программа посвящена Кам­чатке...».

Через неделю я повторил попытку. На этот раз ведущий аннон­сировал: «Сегодня мы расскажем о Молдавской Советской Соци­алистической Республике».

17 января после обеда пришел Ричард. Мы немного постучали на барабанах, когда мой будильник в 9 часов вечера, за 15 минут до нача­ла программы подал сигнал. Я включил радиоприемник и настроился на нужную волну. Сигнал был громким и четким.

Пока ведущий читал последние известия, я вытащил карту Кызыла, которую мне удалось скопировать в Библиотеке Конгресса. А на полу мы расстелили огромную подробную карту Тувы, выпу­щенную Картографическим Агентством Министерства Обороны США, ее в качестве подарка на Рождество мне презентовал Алан. Тува в ней значилась как оперативный навигационный квадрат Е-7. В ней были отображены все возвышенности, обозначена растительность, озе­ра, реки, дамбы и, так как выпущена она была в основном для пилотов, то содержала также информацию об отклонениях магнитного от реального севера, длине и направлении взлетных полос, распо­ложении и высоте радиобашен.

За секунды до начала я включил магнитофонную запись. Диктор объявил: «Тема нашей программы была подсказана нашим радио­слушателем из американского города Альтадена, штат Калифорния, Ральфом Лейтоном. Сегодня мы отправимся в Туву, расположенную в самом центре Азии...».

- Фантастика! Они сделали передачу специально для нас! - воскликнул Ричард.

Большую часть передачи заняла информация, которую мы уже вычитали из Большой Советской Энциклопедии. На этот раз названия районов коверкались или просто перевирались. Затем последовала история, которую мы никогда до этого не слышали. Оказывается, в прошлом шаманы изготовляли свою одежду и обувь из асбеста (по-тувински «горной шерсти», как я выяснил позднее), что позволяло им танцевать на горячих углях, демонстрируя таким образом свои сверхъестественные способности.

Далее следовала партийно-общественная рутина о том, как Тува вошла в 1944 году в Советский Союз и как там замечательно живется при социализме. В конце рассказчик добавил: «Хотя Тува была отре­зана от внешнего мира в прошлом, сейчас туда легко добраться. Се­годня любой может совершить комфортабельный перелет на самолете из Москвы в Кызыл».

Диктор снова упомянул мое имя и фоновая музыка постепенно за­тихла. Мы были взволнованны.

- В Туву легко добраться, - повторил Ричард. - Они сами это сказали!

Мы сразу же уселись за письмо в редакцию радио. Я уже было хотел предложить, чтобы Альтадена и Кызыл стали городами-побра­тимами, но Ричард меня урезонил, предложив не отклоняться от глав­ной цели. «Все, что мы должны сделать - это поблагодарить «Радио Москвы» за передачу, напомнить, что они сообщили о том, что в Туву легко попасть и затем попросить помочь нам добраться туда.

Я был настолько взволнован, что на следующий день на уроке географии дал послушать записанную накануне передачу ученикам, даже не подумав, что кто-нибудь из них может настучать директору школы: «Господин Лейтон давал классу слушать «Радио Москвы» (Шел 1979 год: холодная война была в разгаре, все русское не приветствовалось и учителям необходимо было давать поручительства в лояльности режиму). Я прокрутил эту запись еще и на уроках мате­матики. Среди моих студентов были два армянина, знающих русский язык. Теперь, когда Тува «оказалась легкодоступной», я попросил их перевести письмо, адресованное «Гостиница, Кызыл, Тувинская АССР», с вопросом об их ценах.

Через пару дней я закончил письмо в редакцию «Радио Москвы». Помимо благодарности за выпуск программы по моей просьбе, я так­же обыграл тот факт, что я учитель географии и теперь мои студенты знают о Туве все. Далее я напомнил, что, судя по их передаче «до Тувы легко добраться», и обратился с соответствующим вопросом: «Могу ли я туда поехать?» (Мы решили, что профессора физики можно будет упомянуть позднее, как только учитель географии получит разрешение на поездку).

Я уже представлял, к чему все это может привести: «Радио Москвы» по нашему возвращению из Тувы возьмет интервью, наши ответы отредактируют соответствующим образом так, что останутся лишь самые положительные - такую цену за поездку мы вполне можем себе позволить. Никто не слушает «Радио Москвы», рассуждал я, иначе, программы по Камчатке и Молдавии тоже начинались бы с имени любопытного слушателя, как это было в нашем случае.

Пока мы ожидали ответа от «Радио Москвы», за это время обна­ружилась утечка радиации на острове Трии Майл, а Маргарет Тэтчер стала премьер-министром Великобритании. Алан принес мне ксерокс страницы из справочника «Радио и телевидение мира», настольную Библию всех фанатов коротковолнового радио. Под частотой 3995 килогерц значились две станции: Южно-Сахалинская (на острове Сахалин) и кызылская. Шла зима и в это время низкие частоты хорошо принимались в северном полушарии, так что несколько ночей подряд я заводил свой будильник на 3:55 утра и настраивал приемник на 3995 частоту, в тайне надеясь поймать в 4 утра отсчет времени тувинского радио и соответственно  вычислить координаты станции.

Чаще всего я ловил только один сигнал времени, вероятнее всего Южно-Сахалинский, так как остров был на 1200 милей ближе к Лос-Анджелесу, чем Кызыл. Я не могу утверждать этого точно, так как коротковолновые сигналы странным образом скачут в ионосфере. Но однажды ночью я поймал два сигнала - один слабый, другой по­сильнее. Тот, что послабее прозвучал как что-то типа «Раби-и-и-т Тива» (Прим.: на английском «Кролик Тива» - Д.О.), прежде чем пропал, заглушенный другим более мощным.

Я проиграл кассету с «Рабииит Тива» Мэри Цирин. Та, в свою очередь, предположила, что это может значить что-нибудь вроде «Говорит Тува», распространенный прием радиостанций, чтобы обо­значить себя в пространстве на русском языке. Это навело меня на мысль отправить отчет о приеме радиосигнала в Кызыл.

Пока я с нетерпением ждал уведомления от тувинского радио о том, что мой отчет получен, пришли три книги из Библиотеки Кон­гресса: три жемчужины, слава богу, не были утеряны. Я сразу же сде­лал их фотокопии на лучшем ксероксе, который мог найти, и опе­ративно отправил их обратно в Вашингтон. Благодаря любезной по­мощи Мэри Цирин тувинско-монгольско-русский разговорник тран­сформировался в тувинско-монгольско-русско-английский.

Это была чрезвычайно полезная книжка с утверждениями «Я - учитель» и вопросами типа «А у вас есть русско-монгольский сло­варь?». Из этих выражений можно было многое почерпнуть. Так, например, вопрос: «Как вы доставляете товары чабанам?» говорил о том, что тувинские чабаны существовали и в 1972 году - год издания разговорника. А по словам «чайлаг, осенняя стоянка, зимник, весенняя стоянка» можно было предположить, что тувинцы все еще кочевали четыре раза в год, меняя пастбища. Были и свидетельства модер­низации: «Как проходит окот скота?» - «Мы используем искусственное осеменение с ручным вспрыскиванием».

Можно было сделать определенные заключения и о городской жизни. На вопрос: «Сколько комнат в вашей квартире?» следовал ответ: «У меня удобная квартира», из чего можно было сделать вывод о болезненности проблемы, возможном дефиците жилья в Кызыле.

В разделе «Правительственные учреждения и общественные организации» была размещена целая серия любопытных фраз: «Товарищи, собрание считается открытым!», «председатель собрания», «повестка дня», «голосуем», «поднять руки», «Кто «за?», «Кто воз­держивается?», «принято единогласно».

Словосочетания «национальная борьба», «вольная борьба», «конные скачки», «соревнования по стрельбе из лука» - на тувинском языке обозначились одним словом. Не более 13 слов и выражений служили для описания самих лошадей - их экстерьера, возраста, функций, поведения. Главным тувинским деликатесом был курдюк. Была и полезная фраза: «А можно ли получить сборник фольклорных произведений?».

В разговорнике был целый раздел приветствий, что подсказало идею написать письмо на тувинском языке.